Осторожно! Биологическое оружие!

Приехав в «Биомаш» я заметил, что люди были растеряны и молчаливы. У дверей кабинета меня поджидал председатель парткома института. Он многозначительно улыбался.

Месяц назад в соответствии с указом Ельцина о запрещении деятельности партийных организаций на государственных предприятиях я приказал ему покинуть вместе с документами и парткомовскими работниками стены института.

— Что вы хотели? — спросил я.

— Ну, вы ведь уже слышали новости? Мы победили, — заявил он.

— Кто это — «мы»?

— Партия… «наше» правительство, — объявил он с энтузиазмом. — Мы готовы вернуться к вам, когда скажете.

— Нет, вы не вернетесь, — отрезал я.

Улыбка исчезла с его лица.

— Как это?!

— Вы никогда не вернетесь. Так приказал Ельцин, а он — Президент России.

— Вы еще пожалеете, — в его тоне слышалась явная угроза.

— Убирайтесь на… — не выдержал я.

Как только он ушел, в кабинете собрались все ведущие сотрудники. Несколько человек, слышавших предыдущий разговор, пожали мне руку. Обсуждение утренних событий началось как-то нерешительно. Мы говорили об этом так, как будто это произошло где-то далеко. Люди были очень обеспокоены, но высказывались крайне осторожно.

С Джоэлем Тейлором мы встретились ровно в час дня, но министр встречу отменил. Подождав полчаса и обменявшись любезностями, я через переводчика посоветовал американцу отправляться домой.

Когда я направился к своей машине, кто-то сказал, что у Белого дома собираются люди.

Во второй половине дня мне позвонил Калинин, нужно было прибыть на Самокатную. Я попросил водителя проехать по Краснопресненской набережной, проходящей мимо Белого дома.

Около здания собралась уже большая толпа. Я вышел из машины и пошел пешком. Кто-то выругался, увидев, как я покидаю государственную черную «Волгу», но я не обратил на это внимания. На подходах, ведущих к Белому дому, уже сооружали баррикады. Огромное количество людей заполнило пространство между зданием парламента и Москвой-рекой, и еще больше находилось на площади позади Белого дома. Некоторые принесли с собой одеяла и сумки с едой.

Побродив вокруг полчаса, я вернулся к машине.

— Говорят, что Ельцин призвал москвичей прийти к Белому дому, некоторые даже собираются здесь ночевать, — сообщил водитель.

Тем вечером у Белого дома собралось двадцать пять тысяч человек, поддерживающих правительство.

На совещание к Калинину прибыло все руководство, включая Ермошина, Давыдова и нескольких начальников управлений. Они о чем-то вполголоса переговаривались.

Когда я вошел, стоящий у дверей Давыдов схватил меня за руку. Его лицо было покрыто испариной.

— Канатжан, разве это не замечательно?! — возбужденно воскликнул он.

— Что именно?

— Они наконец арестовали этого идиота Горбачева! Человека, который развалил страну! Его надо повесить! — воскликнул он.

Я все еще находился под впечатлением от увиденного у Белого дома. Я оглядел присутствующих и понял, что никто особенно не удивлен произошедшим переворотом. А произнесенное Давыдовым «наконец» прозвучало как-то зловеще.

Калинин никогда не скрывал своих симпатий к тем, кто критиковал проводимую Горбачевым политику. В кругу высокопоставленных бюрократов и военной элиты уже давно ходили язвительные комментарии. Министр Быков, например, произносил слово «плюрализм» — одно из ключевых слов эпохи Горбачева, — сплевывая сквозь зубы. Невнятные угрозы, типа «надо выкинуть этого ублюдка», звучали столь часто, что я перестал обращать на них внимание. Друзья наверняка предупредили Калинина о намечающейся акции, ведь «Биопрепарат» — военная организация.

Мне уже не доверяли, а Давыдов всегда считался у начальства надежным человеком. В тот момент он показался мне настолько отвратительным, что впервые я, выйдя из себя, сорвался. В комнате замолчали.

— Посмотрю, что вы скажете, когда Горбачев вернется! — злобно посмотрел я на Давыдова, который отпрянул назад, как будто его ударили.

Тут вмешался Калинин:

— Успокойся, Канатжан, — приказал он. — Нет причин так сильно расстраиваться. Поверь мне, Горбачев очень болен.

— Расскажите об этом людям у Белого дома, — ответил я, — может быть, вы сможете убедить их разобрать баррикады.

— Какие еще баррикады? — удивились собравшиеся.

Пока я рассказывал об увиденном на набережной, с меня не сводили глаз. Калинин покачал головой:

— Если бы люди только поняли, что бояться нечего, — сказал он. — Страна в надежных руках.

— А мне кажется, есть о чем беспокоиться! — снова возмутился я.

Калинин вздохнул и взглянул на часы:

— Канатжан, иди домой. Отдыхай, — сказал он. — Встретимся завтра и еще раз все обсудим, — обратился он ко всем остальным.

Уходя, я спросил Ермошина, о чем говорили до моего появления.

— Пытались решить, стоит ли составлять письмо о поддержке ГКЧП, — ответил он.

— Калинин говорит, что это наш долг, — и шепотом поинтересовался: — а там и правда баррикады?

— Сходи и посмотри, — огрызнулся я, но Ермошин не обиделся.

— Понимаю, как ты зол, — сказал он, — но сейчас разозлю тебя еще больше. Калинин с утра позвонил Уракову в Оболенск и приказал поддержать ГКЧП. Удивляюсь, почему он тебя о том же не попросил.