Осторожно, двери открываются

Но ничего не получалось. Дрожь земли отвлекала, желание впечатлить маму, наоборот, подгоняло, в голове было слишком много мыслей. Антон открыл глаза, понял, что ничего не вышло, и бессильно уронил руку. У него получилось всего однажды, случайно, и с тех пор они с мамой пытались это повторить, но… Ей каждый раз приходилось закрывать двери своими волшебными ключами, а Антон горько плакал, потому что опять не справился.

– У меня есть подарок, – вдруг сказала мама. После прошлых неудач она такого не говорила. – Я сделала много ключей – не для работы, а для тебя. Целая куча ключей, только твои. Они в красивой коробке от печенья, сможешь брать их с собой, когда мы снова пойдем на дежурство. И если не выйдет погасить дверь своим даром, сможешь достать ключ и закрыть ее. Как тебе план?

Антон кивнул. В глазах у него стояли слезы, поэтому мама немного расплывалась, но ее голос был слышен даже поверх неприятного звука разрывающихся глубоко внизу пластов земли.

– Сейчас у тебя все получится, мы пойдем домой, и я отдам тебе подсказку, где искать ключи. Это будет наша игра. Не думай о неудаче, думай о подарке, ладно? Давай, Антош.

Как же он любил игры и загадки, которые мама выдумывала для него! Сразу захотелось покончить с дверью и мчаться домой. Антон снова направил руку на снежинки, пытаясь передать им свою волю, и снег наконец-то заметил существование двери. Сработало! Там, где снежинка – нежная, крупная, как комок птичьего пуха, – касалась голубого сияния, оно гасло. Дрожь под ногами тут же стала слабее, и Антон улыбнулся. Главное – удерживать внимание на двери, пока она не исчезнет совсем, и дело сделано.

– Какой хороший мальчик, – произнес за его спиной мужской голос.

Антон резко обернулся, уронив руку. Зачем так подкрадываться к людям? Рядом стоял мужчина с добрым лицом. Но маме он, похоже, добрым не казался.

– Ты… – начала она, а потом ей как будто стало трудно говорить, и пришлось начать заново: – Гудвин.

– Как в «Волшебнике Изумрудного города», – пролепетал Антон, сам не зная, какое желание заставило его открыть рот: то ли блеснуть знаниями, то ли защитить маму, которая почему-то выглядела испуганной.

Мужчина вежливо наклонил голову, как делали в фильмах джентльмены старых времен.

– Точно, малыш. Но этот город куда лучше Изумрудного, правда? В нем есть волшебные двери, которые дают нам такие ценные вещи.

Вспомнив о своей задаче, Антон обернулся и увидел, что его усилия пропали даром: он не завершил закрытие, и прорехи от снежинок начали затягиваться голубым сиянием. Дверь чинила сама себя. Ее сила возвращалась, и земля опять задрожала.

– Заставлять ребенка делать грязную работу – как это негуманно! – сказал незнакомец. Он был красиво одет: пальто, шарф, а шапки не было. И как он не мерзнет? – Будь у меня дети, я бы с ними так не поступал.

– Чего тебе надо? – спросила мама.

– Сразу хочу прояснить, Лия: ничего личного. У меня нет ненависти ни к тебе, ни к твоим коллегам. И уж тем более к этому милому сопляку.

Мама странно глянула на Антона. Этим взглядом она велела ему что-то сделать. Покончить с дверью? Спрятаться? Заговорить? Молчать? Он ее не понимал.

– Артефакты – большая ценность, – продолжал мужчина, и его голос едва заглушал подземный гул и дрожь, которые уже забрались куда-то под фонтан. – Мне кажется, вы, ребята, не вполне это понимаете. Даром раздавать их – все равно что швырять в толпу алмазы. В бескорыстии всегда есть что-то от глупости.

– Тебя забыли спросить, – невежливо процедила мама и сделала шаг к двери.

Руку она убрала в карман. Антон помнил, что там лежит ключ, и почувствовал малодушное облегчение. Она сейчас сама закроет дверь!

– Понимаю, – вздохнул Гудвин. – Ты веришь в свое дело, любишь свою работу и все такое. Но убеждения – опасная вещь. Они даже могут заставить мать тащить за собой ребенка в зимнюю ночь, где гуляют волки.

Мама больно схватила Антона за руку, дернула поближе к себе и выдохнула:

– Пошел вон. Я тебя видела, и я на тебя заявлю. Поплатишься за все, что сделал.

– Ну, после нашей встречи заявлять на меня будет некому. Жаль твоего малыша, но, как я сказал, ничего личного.

И остатки миролюбия, которые еще оставались в их беседе, исчезли. Гудвин схватил маму за локоть и потащил к двери. Антон, перепуганный до смерти, вцепился в ее пуховик, но Гудвин с невероятной силой тянул маму за собой. Она пыталась его ударить, а он будто не замечал.

Гудвин взялся за ручку и распахнул дверь шире, впуская во двор больше потустороннего голубого сияния. Антон, который так и висел на маме, резко выдохнул. В отличие от артефактов, двери – как призраки, коснуться их невозможно, так как же Гудвин…