Осторожно: яд!

— Мышьяк был вот здесь, — объявил он. — Тут еще осталось немного на дне. И осадок весьма характерный. Я, конечно, сделаю анализ, но уже сейчас могу сказать вам, джентльмены, с полной уверенностью, что в этом сосуде находился крепкий раствор мышьяка. — Он поднес флакончик к свету и внимательно всмотрелся. — Да, совершенно определенно — мышьяк.

Мы переглянулись.

— Ну что ж, — произнес суперинтендант Тиммс, — тогда нам, наверное, здесь больше нечего делать.

Ему никто не возразил.

И тут архитектор, который все это время внимательно исследовал стены, позвал нас из другого конца комнаты.

— Кажется, я нашел еще один потайной шкаф.

Мы поспешили к нему.

Он стоял у выступающей части камина, которая как бы создавала по обе стороны неглубокий альков. Он постучал примерно в футе над каминной полкой.

— Здесь проходит дымоход. А вот тут пустота. — Архитектор похимичил с орнаментом, окаймляющим панели, и неожиданно одна развернулась, открыв шкаф примерно девять дюймов в глубину, а вверх до потолка. На полках лежали пачки, аккуратно перевязанные белыми ленточками.

— Письма, — с удовлетворением отметил суперинтендант и взял одну.

Алек моментально у него ее выхватил.

— С вашего позволения, джентльмены, этими бумагами займусь я. Это в моей компетенции. Обещаю, что все, представляющее для вас интерес, будет незамедлительно передано.

Суперинтендант нахмурился, но возражать не стал. Сотрудники Скотленд-Ярда серьезно закивали.

Алек небрежно уронил пачку с письмами себе в карман и закрыл дверь шкафа.

— Я его сейчас опечатаю. И эта комната должна быть заперта. Полагаю также, что весь дом должен быть тщательно осмотрен.

Затем Алек кивнул мне.

Мы распрощались и вышли.

— Ты ожидал, что будет еще шкаф, — сказал я, как только мы отошли чуть подальше, — и потому пригласил архитектора?

— Что-то вроде этого, — согласился он.

— А разве эти письма интересны твоему отделу? Они же от женщин.

Он глянул на меня.

— Надо же, какой ты глазастый, Дуглас.

— Но это видно невооруженным глазом. Никогда бы не подумал, что Джон… Ты знал, что он такой?

— Мы знаем о своих сотрудниках все, — ответил Алек. — Но что касается работы, тут он был на высоте. А это главное.

— И как ты собираешься поступить с этими письмами?

— Лучше всего их сжечь. Зачем ненужные скандалы?

— Ты прав, Алек, и я тебе благодарен.

— За что?

— За то, что ты отдашь мне эту пачку, что у тебя кармане.

— Почему?

— Потому что я узнал почерк. Забавно, что суперинтендант случайно выбрал именно эту.

— Я не понял, — проговорил Алек.

— Нет, ты понял, — возразил я. — Думаю, их надо отдать обратно Френсис. Она обрадуется.

Алек молча протянул мне письма.

3

Он вдруг заторопился и вскоре уехал. Скорее всего ему не хотелось становиться свидетелем семейного скандала, хотя между мной и Френсис этого быть просто не могло. В общем, мы пообедали, и я отдал ей письма.

— Их нашли вместе с другими в потайном шкафу в библиотеке Джона. Письма никто не смотрел, и я тоже.

Она развязала ленточку. Затем улыбнулась:

— Забавно, что он их хранил. Зачем?

— Письма всегда хранят как память, — сказал я.

Она быстро подняла глаза.

— Дуглас… ты же не думаешь, что с этим связано что-то плохое?

— Нет.

— Это всего лишь дружеская переписка. — Она начала перебирать письма. — Вот то, что я ему послала из Кирби-Мурсайд. А это из Венеции. Вот еще одно. Помню, как я писала его в кафе в Швейцарии. И наш милый старый идиот их все сохранил. Ты знаешь, мне всегда его было жалко.

— Жалко?

— Конечно. С такой женой как не пожалеть. Но я знала, что у Джона есть другие женщины.

— Ты знала?

— Да. Он мне рассказывал, даже советовался. Спрашивал, не поступает ли он скверно по отношению к Анджеле. Я отвечала, что нет. Если она не может и не хочет быть ему нормальной женой, то это ее вина. Бедный Джон! Он переживал, понимаешь? Я его утешала. Так что, мой дорогой, — добавила жена, протягивая мне письма, — можешь их прочитать.

— Не буду, — ответил я. — Я тебе полностью доверяю.

Больше мы к этому вопросу не возвращались.

4

В самом деле, что мы знаем о наших друзьях? Думаем, что много, почти все, а на самом деле ничего. Не во всех случаях, конечно, но часто. Как, например, с Джоном Уотерхаусом.

После его смерти я узнал о нем такое, чего никак не мог догадаться при жизни. Как можно было вообразить, что этот грубовато-добродушный, милый человек — сотрудник военной разведки, бабник, который имел в Торминстере содержанку? А если бы представилась возможность покопаться в его прошлом, то какие потрясающие эпизоды мне бы открылись?

Эта девушка в Торминстере не выходила у меня из головы. Видит Бог, я не пуританин и не моралист, не в этом вовсе было дело. Просто я не мог представить Джона с девушкой, тем более с платной. Что она собой представляет? И было ли между ними что-то похожее на любовь? Давала ли она ему то, чего он никогда не мог бы дождаться от Анджелы? Все эти вопросы терзали меня, не давали успокоиться. К тому же я любил Джона.

Перед отъездом Алек назвал мне имя и фамилию этой девушки и ее адрес, и в следующий свой приезд в Торминстер, два дня спустя, я к ней зашел.