Осторожно! Играет «Аквариум»!

– Да, и это было что-то чудовищное. Может, из-за того что звук был дрянной, может, потому что я подпитый был, может, еще почему… так что «Аквариум» совершенно никакого впечатления на меня не произвел. Ну а дальнейшие события такие были: через некоторое время в «Аквариуме» стали появляться еще какие-то люди, но кто это был – я уже не помню, а ты как часть «Аквариума» просочился постепенно к нам на факультет, в конуру за залом…

– Да, конечно.

– Туда собралась кое-какая аппаратура, и начали записывать «Искушения Святого Аквариума». Вот так и пошло у меня с «Аквариумом».

– Некоторое время ты у нас считался звукорежиссером. Конечно, в этом был момент какой-то неизбежной формальности, но все же напомни – как долго у тебя это продолжалось и в чем проявлялось?

– В основном мои обязанности заключались в том, чтобы вовремя включать и выключать магнитофон, соединяя его шнурами с усилителем и прочими штуками – это раз, паять, когда что-то отпаяется, – это два… в общем, создавать атмосферу звукозаписывающей студии… ходить, махать, еще что-то делать.

– Ну а к концертной деятельности ведь ты уже имел не очень большое отношение. Да ее еще и не было особенно…

– Ну да, концертной деятельности еще как таковой не было, ну на акустических концертах звукорежиссер вообще был ни к чему, на электрических бывало по-разному, вот в Тарту я ставил аппаратуру, потому что всем было лень, в Архангельске я с местными ребятами – потому что аппаратура их была, они ее выкатывали, – приводил ее в порядок, ставил, включал и так далее, а вот когда в какой-то школе был вечер, то мне там больше пришлось работать не как звукорежиссеру, потому что мне нужно было отдирать от динамиков, от которых отпаялась какая-то дрянь и потом запаивать – очень долгая история была, или когда у нас появился скрипач, Коля Марков, но у него все штекера были неправильные, а он не давал их перепаивать, потому что аппаратчиков боялся, и я его долго убеждал, чуть ли не угрожая по роже ему съездить, чтобы он мне дал сделать все, что нужно, обещая клятвенно, что я все перепаяю обратно, если ему не понравится. Перепаял. И он включил, поиграл, минут пять, наверное, а потом сказал – перепаивай обратно, и я уезжаю назад туда, с кем я буду опять вместе играть.

– Но потом, через несколько лет, ты вернулся назад, в Ереван. Так что твое пребывание на питерской земле не было таким уж долгим…

– Я уехал в 1979 году в Ереван, потому что я там родился и там был мой дом.

– Естественно. Но все же ты уехал, и вот как потом ты наблюдал за творчеством «Аквариума»? Слушал ли новые записи, новые диски? Была ли у тебя какая-то связь с группой?

– Значит, дело дальше обстояло так… Борька присылал мне все свои произведения, все, что он записывал, он присылал мне на кассетах, мало того, весь этот период он писал мне письма практически каждый день…

– Каждый день?

– Каждый день. На что его тогдашняя жена Людка удивлялась и говорила: «Борька, почему ты Марату пишешь каждый день, а всем остальным не пишешь вообще никогда?»

– Для меня это просто сенсация!

– У меня огромное количество его писем этого периода, которые, когда мы умрем оба, я опубликую. В смысле, оставлю опубликовать. Так что в этом смысле мы связь поддерживали, ну плюс к тому я в Петербург приезжал на несколько дней, он приезжал в Ереван на денек-другой…

– Он в гости приезжал или чтобы поиграть с группой?

– Он приезжал в гости, без всякой группы, с женой, и у нас он поиграл под запись. Мы поехали туда, где у нас скалы и пещеры, и там он играл и спел «Серебро Господа моего», а мы записывали. Но потом эта запись пропала… к сожалению. И вот такое наше с ним общение продолжалось довольно долго, все восьмидесятые годы. Потом уже появилась электронная почта, ну а в последние годы стали опять встречаться.

– Где и каким образом вы стали встречаться? Я знаю, что ты вроде бы в Питер приезжал один раз, и я был очень разочарован, что мы с тобой тогда не повидались.