Осторожно: карантин!

Тогда Эльза Константиновна разволновалась, что какая-то железка смеет учить ее хорошим манерам, и потребовала остановиться, потому что ей нужно было достать лекарство, которое лежало в сумке, засунутой глубоко в багажник. Когда лекарство нашлось, потребовалась вода, чтобы его запить. Бутылочка с водой где-то была, но найти ее не удалось, а Эльза Константиновна требовала, чтобы ей дали именно ее воду, никакую другую она пить не желала. Потом все же согласилась на минералку, за которой потребовалось заехать на заправку, потом бабушке захотелось в туалет, потом было что-то еще, еще и еще. Фантазия старушки была неисчерпаема.

Вот и сейчас, услышав слова внучки, Эльза Константиновна тут же схватилась за сердце:

– Умираю! Петя! Угомони девчонку!

– Анька, замолчи! – рявкнул красный и потный дядя Петя. – Иначе, клянусь, я сейчас остановлюсь и надаю тебе тумаков!

Угроза прозвучала достаточно убедительно, поэтому Аня не стала провоцировать. Но дядя Петя не успокаивался. Но возмущало его не отношение дочери к бабушке, переживал дядя Петя за свою машину.

– Ну ты, Анька, даешь стране угля! Надо же такое ляпнуть! Вонючая душегубка! И это о моей «ласточке»! Да чтобы ты знала, эта машина старше тебя на добрых двадцать лет. Да она тебе в матери годится!

Но Анька упорно не желала уважать возраст ни в человеческом, ни в железном эквиваленте.

– Давно пора выбросить эту ржавую рухлядь на свалку! – возмущенно сказала она. – Тебе это все вокруг говорили, и не один раз!

– Это антиквариат!

– Ха-ха! Хлам!

– Еще десять лет, и моя «ласточка» точно будет цениться на вес золота!

– Никогда! – отрезала Аня. – Ни через десять, ни через двадцать, ни даже через сто лет этого не случится. Она просто сгниет и развалится вместе со всеми теми веревочками, которыми ты, папа, ее так любишь перевязывать!

– Нет, ты не права! У этой машины куча достоинств. И главное то, что моя «ласточка» сделана так, что я способен починить ее в любом месте и в любое время. Да я ее знаю всю как облупленную. Все ее болячки, все ее слабые места, сломалось у нее чего, я раз, и починил! Где-то проволочкой подтяну, где-то хомутик надену, и готово, и порядок. А разве с новой машиной я смогу так поступить? Там же все компьютер решает, а не человек! Мне эту премудрость вовек не осилить! Опять же в аварии моя «ласточка» сколько раз бывала, и все ей нипочем. У «ласточки» моей на заду легкая трещинка, а джип современный весь из себя такой навороченный в лепешку! Потому что джип – он консервная банка, а моя «ласточка» из железа!

Дядя Петя так обиделся за свою «ласточку», что совсем забыл про умирающую от разрыва сердца мать, которая тяжело дышала рядом с ним. Жалобные стоны бабушки Эльзы тонули в громовых раскатах голоса ее сына. Дядя Петя разошелся не на шутку. От современного автопрома он перешел на воспитание подрастающего поколения. И проорал, что молодежь нынче совсем оборзела, ничего не ценит, никого не уважает. Расстроенный всем этим шумом Барон забился глубоко под сиденье, оттуда выглядывала только его перепуганная морда. Собака не выносила, когда близкие ему люди ссорились. Это делало пса совершенно несчастным. Он не знал, как ему реагировать, и страдал.

Саша наклонился к собаке и прошептал:

– Все в порядке, Бароша. Немного поссорятся, потом помирятся. Родные люди, с кем не бывает.

Саша потрепал пса по загривку, тот в благодарность лизнул его руку. Но из укрытия не выбрался. Там Барону казалось спокойней. И по-своему он был прав. Накал страстей в салоне старенькой «Волги» нарастал.

– Не видать вам моего наследства! – стонала бабушка Эльза, которая от злости сделалась совсем красной. – Все Мишке с Витькой оставлю. Так и знайте! Ни копеечки ни тебе, Анька, за твою грубость, ни тебе, Петя, не оставлю!

– Маманя, – оторопел дядя Петя, – а меня-то вы за что в немилость записали?

– А чтобы знал, как таких грубиянок растить!

На это дядя Петя справедливо заметил, что Эльза Константиновна живет с ним и его семьей вот уже пятнадцать лет, на ее глазах появилась на свет Аня, на ее руках воспитывалась, и ее же стараниями девочка теперь превратилась именно в то, что все и видят.

– Не вы ли, маманя, запрещали мне девчонку шлепать, когда я ей в детстве люлей пытался прописать? И Марине вы не позволяли Аньку воспитывать. Вечно за девчонку горой. То, что из нее выросло, вашими стараниями выросло!

Но Эльза Константиновна, подобно многим пожилым людям, давно утратила способность критически воспринимать собственные действия и не желала признавать свои ошибки. Она сейчас знала лишь то, что ее обидели, а почему и как это произошло, разбираться не желала.

– Ни копейки! – брызгая слюной, вопила она. – Ни рублика! Ни монетки! Все Мишке с Витькой!

– Один же пьяница, другой наркоман. Ваши собственные слова.

– Зато с матерью они всегда почтительны.

– Ну-ну, – хмыкнул дядя Петя обиженно. – Дело ваше, маманя. Отдавайте, конечно. По мне, так вы хоть вовсе папенькину коллекцию в воду выбросьте.