Осторожно, классика!

Борис Виан ОСТОРОЖНО, КЛАССИКА!

Электрические часы пробили дважды, и я вздрогнул, с трудом пытаясь разобраться в путанице своих хаотических мыслей. С некоторым удивлением я обнаружил, что сердце мое начало биться несколько быстрее. Я торопливо захлопнул книгу; это был изданный между двумя последними войнами сборник «Я и ты», древний запыленный фолиант, чтение которого меня сильно увлекло, потому что тема его представлялась мне весьма реальной. И я, конечно, заметил, что смущаюсь не только из-за книги, но также из-за дня и часа: сейчас была пятница, двадцать седьмое апреля 1982 года и я, как обычно, ожидал свою ассистентку Флоранс Лорье.

Мне было неспокойно. Я считал себя абсолютно свободомыслящим, но когда влюбляешься впервые, всякое вольнодумие испаряется; однако мы должны проявлять сдержанность, оказавшись лицом к лицу с представительницей слабого пола. Все же после того, как первоначальный испуг прошел, я нашел ему прочные обоснования — и нашел еще множество оправданий для этих оснований.

Представлять себе ученого, завоевавшего всеобщий авторитет, особенно женщину, этакой бумажной крысой — предвзято и даже глупо. Теперь женщины, занимающиеся наукой, обычно бывают талантливее мужчин, а в некоторых профессиях, где внешность играет определенную роль, среди них бывают и весьма симпатичные. Однако, если рассматривать эту проблему более основательно, можно достаточно быстро установить, что красивая женщина-математик встречается не реже, чем умная звезда телевидения. Причем женщин-математиков гораздо больше, чем звезд телевидения. Во всяком случае, с практиканткой мне повезло. И хотя до сегодняшнего дня она не пробуждала в моей душе никаких непочтительных желаний, надо быть объективным: я, естественно, заметил, что моя ученица обладает неким притягательным эффектом. Этим и объяснялись теперешние мои возбуждение и смущение.

Она пришла, как обычно, в два часа пять минут.

— Вы выглядите очаровательно, — сказал я, сам удивляясь своей смелости.

На Флоранс был плотно облегающий тело лабораторный халат из нежно-зеленой материи с муаровым блеском, очень простого покроя, и все же необычайно подчеркивающий ее привлекательность.

— Он вам понравился, Боб? — она имела в виду халат.

— Очень понравился. Я вовсе не считаю, что подобная тема достойна обсуждения, даже если речь идет о халате. И, однако, хоть это и может вызвать недоумение, я осмелюсь признать, что меня не шокирует даже женщина в пиджаке.

— Я восхищена, — шутливо ответила Флоранс.

Хотя я старше Флоранс лет на десять, она утверждает, что мы ровесники. Из-за этого наши отношения не похожи на обычные отношения учителя и ученицы. Конечно, я могу сбрить бороду и коротко подстричь волосы, чтобы быть похожим на ученых добрых старых сороковых годов, но она уверяет меня, что в моей внешности есть что-то женственное и это отнюдь не придает мне респектабельности.

— Как дела с агрегатом? — спросила она. Флоранс намекала на довольно деликатную проблему, связанную с электроникой, которую я, к своему огромному удовлетворению, разрешил сегодня утром.

— Я закончил его, — сказал я.

— Браво. Агрегат действует?

— Узнаю об этом завтра, когда доделаю кое-какие детали.

Она заколебалась, опустив глаза. Ничто не могло обеспокоить меня сильнее, чем вид обиженной женщины, и Флоранс это знала.

— Боб… я хочу вас кое о чем попросить.

Я почувствовал себя неуютно. Женщина не должна разыгрывать в присутствии мужчины такую очаровательную дурочку. Ей же богу, не должна.

— Скажите мне, наконец, что представляет из себя агрегат, над которым вы работаете? — настаивала она.

Я слегка рассердился.

— Послушайте, Флоранс, ведь это секретное задание.

Она положила свою руку на мою.

— Боб, даже самая последняя уборщица в этой лаборатории знает о всех ее тайнах столько же, сколько… сколько, м-м… лучший шпион с Антареса.

Наше радио в течение последней недели систематически потчевало слушателей песенками из «Великого герцога с Антареса», фантастической оперетты Франсиса Лопеса. Что касается меня, я чувствую отвращение к такого рода легкой музыке. Я люблю классиков: Шенберга, Дюка Эллингтона, или Винсенто Скотто.

— Я прошу вас, расскажите мне! Мне так хочется знать, над чем вы работаете…

Пришлось снова ответить отрицательно.

— Флоранс, зачем вам это нужно знать? — спросил я.

— Боб, я… я люблю вас… действительно, люблю. Поэтому вы должны сказать мне, над чем работаете. Я хочу помочь вам.

Вот так. На протяжении многих лет читаешь в романах описания чувств, которые испытывают герои, услышав первое объяснение в любви. И вот подобное наконец произошло со мной. Со мной! Это было приятно, и встревожило меня намного сильнее, чем я мог себе представить. Я смотрел на Флоранс, смотрел в ее светлые глаза, на ее рыжие, подстриженные очень коротко, по моде 1982 года, волосы. Подумал, что сейчас она действительно может подчинить меня своей воле, и я не смогу ей противостоять. Раньше я смеялся над любовными историями. Мое сердце бурно билось, и я чувствовал, что руки у меня дрожат. Я с трудом сглотнул.