Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

У меня осталась одна тетрадка Однофамильца «Из записок старожила». Петра Сергеевича я перед самым своим отъездом не увидел, хотя заходил к нему вернуть тетрадку и попрощаться, — дом его был заперт на висячий замок.

Как я узнал потом, зять его Опраушев давно не носит в черных волосах пробора, волосы у него заметно поредели, пьет он гораздо больше и бороду отпустил, как все. Двое из нашего отдела, которые ездили туда в командировки, упоминают также его поговорку, он им пояснял, японскую: «Когда люди спорят о будущем, крысы на потолке смеются». Но никто из них ничего не знает ни про Нину Степановну, ни о Кадырове-старшем, ни о Петре Сергеевиче Однофамильце, ни про дочь Опраушева Наташку-«Эмму», только слышали мельком, что учится она в Сибири где-то в пединституте.

Что же касается погибшего молодого человека с темной бородкой, то, как было, конечно, установлено на следствии, он не был подстрелен, а растоптан в давке.

Считал он себя художником, и фамилию тогда мне называли — Нешумов Станислав. Его фамилия напоминает мне надпись на памятном обелиске восемнадцатого года, где в столбце погибших выбито на третьем месте вот что. Гинет, а в скобках — Геннадий Иванович Неткачев. Ну а это кто был? Мечтатель? Левый эсер? Артист? Или просто мальчик?.. Неизвестно. Гинет.

Так почему считают, что в наше время про все, про каждого понятно и знакомо, а что из ряда выскочило, то «абсолютная неправда»?!

И еще. Сразу пропал тогда, исчез из города, будто он провалился, Кадыров-младший, тот самый, оказывается, кто сочинил «Оклахому». А теперь по всей стране, говорят, молодые какие-то люди поют «Оклахому».

«Оклахома» — это ж только так называется, но ничего иностранного в ней нет ни в мотиве, ни в словах. Это маршевая прощальная песня, там все по-русски. Но я-то знаю лишь мелодию ее печальную, а текст я не запомнил дословно, одно название повторяю, известное каждому.

Вот и все. Дальнейшее я действительно плохо помню, и я не признавался раньше, что так причастен к этой истории, о которой распространялись и, может, будут когда-нибудь распространяться самые противоположные версии и слухи.

Потому что слова наши, как известно, — вообще ничего не означают.

Но мы с Кадыровым-старшим и Ниной Степановной искали его тогда очень долго. Потом пришли на кладбище.

Ходили по дорожкам люди, останавливались и смотрели в оградки могил. Где-то отстал от меня Кадыров, отстала Нина Степановна.

Почему я считал, что он остался, что он здесь, что уйти он не сможет?..

— Петя, — говорил я вслух. — Мой Петя! Доверчивая душа.

Я видел лицо его ясно, его радостную улыбку… Потом я сидел на скамье, передо мною всюду голые кусты, памятники, плиты.

Остановись, прохожий!

(Да вы прочтите хотя бы эту короткую надпись!..):

Здесь похоронен Отрок, внезапно задохнувшийся в дыму.

Хромой бес в Обыденских переулках История из московской жизни начала 80-х годов XX века

Глава первая О том, как все могли погибнуть

Когда-то, когда был я еще подростком, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, я видел в Калуге пещеру Лихтвейса или Лейхтвиса. Не помню, как точнее это: Лихтвейса или Лейхтвиса, но вывеску нарисованную я помню хорошо, на ней были люди с рогами и страшные совы. Заплатили недешево по тем деньгам, двадцать пять копеек за вход, спустились по ступенькам, а там все напоминает пещеру.

Стены мрачные, полутьма, люди сидят на лавках, показались странными в таком свете. Потом свет погас совсем, по пещере стали бегать разноцветные лучи, то усиливаясь, а то тускнея. И вот уже, как в трубу, объявил в глубине голос: «Начинается сенсационное представление!»

Перед нами вдруг из далекой темноты вылетела белая-белая бабочка. Она летит прямо на нас, разрастается с каждым взмахом, она превращается в громадное насекомое! Бабочка, она летит в лицо, издавая непонятные громкие звуки, и пролетает над самыми головами…

Но вот издалека появляется желтый свет, и к нам бежит, рыча, с оскаленной пастью тигр. Увеличивается, увеличивается огромного размаха пасть с кинжалами-клыками. Чудище, полосатый тигр, он бросается на нас, и люди на лавках кричат от страха, а он с ревом пролетает выше нас, и посетители вздыхают с облегчением.

Так они и шли тут, показательные сеансы: бежали слоны на нас, бежали со вздыбленной шерстью львы, бежали человекоподобные, человекообразные обезьяны. При перемене света сменялись звери, птицы, индейцы великаны и негры дикари, они замахивались на нас дубинами.

Это было, правда, в незапамятные времена, но самая первая — бабочка, а не слоны, не тигры, не великаны, ко мне приходит иногда во сне. Так на меня в молодости пещера подействовала.

И этой ночью тоже увиделась бабочка, как разрастается, как превращается она в этакую интересную женщину в очень легких одеждах… Но сразу толстая тетка рядом со мной, и вот понимаешь ты, что это тоже сон, стала рассказывать, как они с мужем в Турции содержали гарем.