Я постаралась не думать о Виталии, сосредоточившись на сыне. У меня налилась грудь и появилось молоко. Смотря, как сынок сосёт грудь, смешно причмокивая, чувствовала себя самой счастливой на свете. Я признавала правоту мужа. Когда на твоих руках ребёнок, нужно думать лишь о хорошем. Для мыслей о смерти и насилии нет места. Мне хотелось, чтобы с моим молоком он впитывал мою любовь, заботу, все светлые чувства. Поэтому эгоистично охраняла наш мирок от всего плохого, и когда в очередной раз позвонила Марина, заведя разговор о Виталии, я попросила её сменить тему.
Три дня пролетели незаметно, и нас выписали. Сын был здоров, у меня тоже не было никаких осложнений.
День выписки был по-летнему солнечным и жарким. Влад встречал нас с огромным букетом роз и шариками, поразив меня ими в самое сердце. Он же такой серьёзный, солидный, а тут шарики. Пока я передавала ему сына и брала розы, шарики выскользнули и разлетелись по всему холлу. Мы рассмеялись. Наблюдая, как бережно муж держит сына и с какой любовью на него смотрит, я чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире. Счастье бурлило в моей крови, как пузырьки шампанского.
— Стелла Андреевна праздничный обед подготовила, — сообщил Влад. Я придерживала заднюю дверь внедорожника, а он укладывал сына в автокресло и пристёгивал его. Разогнувшись, притянул меня к себе и поцеловал.
«Как же я соскучилась!» — подумала я, обнимая его за шею.
— Эй! — дернулся Влад.
— Прости, — хихикнула я, отводя букет с розами подальше от его головы.
— У тебя грудь увеличилась, — заметил он, нырнув взглядом в вырез летнего сарафана. Выпирающий животик он тоже заметил, но тактично ничего не сказал. Он передал мне на выбор несколько платьев, но, к моему сожалению, весь мой старый гардероб оказался мал, и пришлось надеть сарафан, в котором ходила беременной.
«Спортзал ждёт меня», — мысленно успокоила себя.
— Это от молока.
— Завидую сыну, — усмехнулся Влад, бросив на меня жаркий взгляд, а потом притянул к себе: — Сегодня ему придётся поделиться с папой.
Его рука недвусмысленно легла на мою грудь, а меня бросило в жар от одного его прикосновения.
— Влад, мне нельзя… — смутившись, напомнила ему.
— Но мне же можно, — шепнул он мне на ушко и подарил поцелуй в висок. Потом всё же отпустил меня, и мы обошли машину. Он открыл мне заднюю дверь, усаживая рядом с сыном, а мои щёки полыхали, представляя картины того, что ждёт меня вечером.
Потолкавшись в пробках, мы выехали из города. Мне хотелось как можно скорее очутиться дома. Посмотреть детскую. Влад всё обустроил, пока нас не было. Оказаться в родных стенах и привычной обстановке. Смыть с себя запах больницы.
Всё случилось в одно мгновение. Я даже испугаться не успела. Вот Влад рассказывает, с каким нетерпением ждёт нас с самого утра Стелла Андреевна, выпроваживая из дома за нами, а в следующее мгновение встречная фура летит на нас. Её разворачивает, и тяжёлый прицеп несётся на нашу машину, грозя впечатать в ограждение моста.
— Отстегни сына! — властно приказывает Влад.
Время как будто замедлилось. Я ещё успеваю подумать: «Почему „отстегни“?! Разве не безопаснее быть пристёгнутым во время аварии?» Но властность его приказа не позволяет ослушаться, и я отстёгиваю ребёнка, прижимая его к себе. Как в замедленной съёмке слежу за приближением прицепа, умом понимая, что нас сомнёт.
Влад делает невероятное: он разгоняется и выворачивает руль, пробивая внедорожником ограждение моста, и мы падаем в реку. Из-за удара, по инерции я с ребёнком полетела между сиденьями вперёд, но рука мужа перехватила меня. Я уже видела тёмную воду и отражение нашей машины в ней, но в момент соприкосновения с водой Влад что-то говорит и вспыхивает яркий свет. Мы падаем, но уже по светящемуся тоннелю. Машина, река… всё исчезло. Есть лишь чувство полёта, от которого кружится голова, а ещё на меня накатывает слабость.
Смотрю на мужа и не узнаю его. На лице застыло суровое, жёсткое выражение. Он прижимает меня с ребёнком к себе, но кажется чужим и незнакомым. Между бровей застыла глубокая складка, на лбу выступил пот. Он весь напряжён. Нас начинает потряхивать. Кажется, само пространство вибрирует, и муж ещё больше мрачнеет.
— Прости… — вырывается сквозь крепко сжатые губы.
Я не успеваю понять, за что он извиняется, как сын вырван из моих рук, а саму меня завертело воздушным потоком тоннеля. Будучи в глубоком шоке и не в состоянии испугаться, закричать, хоть как-то отреагировать, оказываюсь не готова к тому, что меня с огромной силой впечатывает в землю. Сознание меркнет.
Глава 2
Временами я приходило в себя, но помню это урывками. Первый раз очнулась от холода, пронизывающего до костей. Была ночь. Я облизала собравшуюся на губах влагу. Попробовала пошевелиться, и от боли снова потеряла сознание. Смутно помню, как кто-то меня трогал, переворачивал.
«Жива!» — услышала я мужской голос. С этим определением можно было поспорить. Когда меня подняли и куда-то понесли, я провалилась во тьму.