Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

Виновник торжества с пробуждением долго тянуть не стал. Он дал возможность родственникам насладиться несколькими минутами сладкого ожидания и распахнул лукавые глазёнки. От счастья рот его растянулся от одного уха до другого.

— Ах-х-х-х, — вдохнул он в себя воздух. — И правда, какой красивый! А ты, бабуся, говорила — розовый. Он же красный!

На какое-то время все замерли.

Мерин уехал из дома, не попрощавшись с тёщей.

Вероника заперлась в спальне и не отвечала на слёзные призывы матери.

Лидия Андреевна, поплакав с часок, отбыла восвояси.

Больше всех в тот день пострадал юбиляр: никто с ним не гулял, никто не знакомил с азами вождения двухколёсного чуда.

День рождения был необратимо испорчен.

Тем же вечером секретарша Шура встретила Мерина в коридоре МУРа, махнула ручкой на прощание:

— До свидания, Игорь Всеволодович, счастливо отдежурить. А что так рано? Семи нет.

— Да так… — Мерин глупо улыбнулся, — дома не сидится…

— Что-то случилось? — в глазах Шуры блеснул огонёк. — Может быть, я чем… смогу…

— Да нет, спасибо большое, ничего не случилось, так, ерунда…

— И всё-таки? Я вижу.

— Тёща достала, — неожиданно для себя признался Мерин. — Глупость в общем-то. Просто не ожидал от неё такого. С утра, как ушёл, так и мотаюсь по городу, видеть её не могу. — И он вкратце рассказал Шуре о предательстве Лидии Андреевны.

— И только-то? — умилилась секретарша. — Обидели бедного. Мало того что дежурить в день рождения сына заставляют, так ещё и языки за зубами держать не умеют. Беспредел да и только. Я могу чем-нибудь…, — ещё раз предложила свои услуги Шура.

— Спасибо. Просто настроение поганое. Пройдёт.

— А то смотрите, у меня оно тоже не «ах». Вместе бы и поправили, настроение-то. Нет? — И поскольку глупая улыбка с лица Мерина вмиг слетела, она громко рассмеялась. — Ну что вы так испугались, Игорь Всеволодович? Я ведь ничего такого вам не предлагаю. Я ведь… — Шура хотела сказать ещё что-то, но передумала. — Ладно, пока. — И, уже отойдя на несколько шагов, обернулась: — Вы хоть выпить-то за здоровье сына успели?

— Нет. Я с утра дома не был. Да он у меня и не пьёт совсем. Завязал, — попытался отшутиться Мерин.

Через полчаса Шура вернулась с бутылкой французского коньяка и шампанским.

— Предлагаю восполнить пробел. Не возражаете?

Возражать Мерин не осмелился — очень уж бескорыстным выглядел Верин порыв.

Полночи проговорили на отвлечённые «высокие» темы: политика, уголовный розыск… уголовный розыск, политика…

Ближе к рассвету бессонная ночь вперемешку с заграничными напитками несколько притупили актуальность обсуждаемых тем, снизили их «высоту», Величко и Мерин спустились с небес на землю, и аскетизм обстановки секретарского «предбанника» не только стал препятствием на пути их намерения, но, напротив, щедро подлил масла в огонь обоюдного желания.

Домой Мерин вернулся навеселе, слегка побитой собакой.

Вероника встретила его не по обыкновению: на столе не дымился завтрак, кровать в спальне не была разобрана.

— Игорь, что случилось?

— Случилось? — переспросил он. — Когда?

Она некрасиво сморщила лицо. Сказала еле слышно:

— Сегодня ночью.

— Ночью? Сегодня? Ничего. А что?

Она смотрела на него не мигая:

— С кем ты был?!

Он не сразу нашёлся с ответом. Ошарашенно поднимал брови. Круглил глаза. Вероника повторила одними губами:

— Ты был с кем-то?

Наконец подвернулся, как Мерину показалось, удачный ответ. Он сказал:

— Почему?

Больше в это утро они не сказали друг другу ни слова.

Вероника заперлась в спальне.

Севка счастливо сопел на диване в гостиной в обнимку с красным складным велосипедом.

Мерин развернул в кухне раскладушку, лёг, не раздеваясь.

Разбудил его телефонный звонок. В трубке звучал взволнованный шёпот тёщи:

— Игорёша, это Лидия Андреевна. Не волнуйся, Никочка у меня. И Севка. Она весь день проплакала. Ничего не говорит. Не поела. Только что уснула, я дала ей снотворное. Что случилось, Игорёша?

…Его охватила паника. Он смог только ещё раз произнести то, что смог:

— Вероника… Ника… Никочка… Это я.

В ответ раздались глухие рыдания…

* * *

Тёмно-зелёный, блестящий, много повидавший на своём веку «Опель», несмотря на пенсионный возраст, выглядел среди российских собратьев красивой дорогой игрушкой. «Волги», «москвичи», «жигулята» разных моделей и даже самые амбициозные среди всего отечественного автопрома «запорожцы», казалось, замирали и не двигались, когда мимо них пролетал этот заносчивый «немец».