Я не помнила, использовала ли в книге слова, имевшие латинские корни, наверняка использовала, настолько прочно мертвый язык вошел в нашу жизнь, но точно не упоминала ни о дипломонадах, ни об аскаридах, а об анкилостоме, честно сказать, не слышала до этой лекции. Был бы рядом Мэйтин, я расспросила бы его, как из мира в мир мог попасть целый язык, но бог не появлялся, и вскоре я перестала ломать голову по этому поводу. Латынь, так латынь. Мне же лучше: не нужно тратить время на изучение незнакомых слов.
После познавательной лекции о богатом внутреннем мире человека, населенном занятными и не всегда дружелюбными существами, я еще два часа просидела в кабинете леди Пенелопы с учебниками, анатомическим атласом и вопросником по кровеносной системе. Наставница, на перемене атакованная будущими акушерками, желающими сдать ей какой-то зачет, зашла лишь на пару минут, заглянула через мое плечо в открытую на изображении сердца книгу, спросила, где берет начало легочный ствол, и, услышав правильный ответ, попрощалась со мной до среды.
Но вздохнуть с облегчением не получалось. Во-первых, то, что я более-менее знаю названия, расположение и назначение крупных сосудов, не дает гарантии, что на экзамене я не засыплюсь на какой-нибудь мелочи. А во-вторых, после занятий мне предстояло испытание стократ серьезнее — встреча с Оливером.
Ровно в двенадцать я сидела в его приемной и раздражала скользкого мистера Адамса, без перерыва щелкая крышкой часиков-кулона. Секретарь сказал, что милорд ректор освободится через несколько минут, а я, со страхом и нетерпением, считала секунды.
Наконец, щелчке на пятидесятом, дверь ректорского кабинета распахнулась, и, увидев выходящего оттуда человека, я непроизвольно и, увы, безуспешно, попыталась слиться с обивкой кресла.
— Доброго дня, мисс, — поздоровался инспектор Крейг, но шага, на счастье, не сбавил — прошествовал мимо.
— Здравствуйте, мисс Аштон, — выглянул в приемную провожавший посетителя ректор. — Вы ровно по часам, — при упоминании часов левый глаз секретаря, на которого я смотрела, опасаясь взглянуть на Оливера, нервно дернулся. — Проходите.
Если случившееся с Камиллой его и взволновало, внешне это никак не проявлялось. Милорд ректор был как всегда спокоен и неотразим. Костюм попроще, чем тот, что был на нем в пятницу, парфюм — нейтральный “рабочий”, но в глазах ни тоски, ни следов бессонных ночей, подбородок безукоризненно выбрит, и длинная вороная грива, которой я-автор его наградила, не задумываясь о практической стороне вопроса, причесана волосок к волоску и заплетена в тугую косу, змеей спускающуюся по широкой спине.
Ректорскую спину я рассматривала долго: впустив меня в кабинет и кивком указав на кресло для посетителей, милорд Райхон подошел к окну и несколько минут высматривал там что-то, словно забыл о моем присутствии.
— Я думал о вашей проблеме, Элизабет, — сказал он, не оборачиваясь. — Просмотрел специальную литературу, детально изучил все обстоятельства. Не скажу, что нашел решение, но можно кое-что попробовать.
Оливер оторвался от вида за окном, прошел к столу и сел на свое рабочее место напротив меня. Внимательно посмотрел в глаза, будто хотел прочесть в них ответ раньше, чем задаст вопрос, а потерпев неудачу, все же спросил:
— Какую технику медитации вы обычно используете?
— Технику? — растерялась я. Память Элси на этот вопрос не отозвалась, а в моем мире техникой для медитации был телевизор: включаешь новостной канал или тупое реалити-шоу и, лежа на диване, думаешь о чем-то далеком под бессмысленную болтовню с экрана.
— Как легче настроиться, при концентрации на внутренних ощущениях или на внешнем объекте?
— Наверное, лучше на внутренних… или на внешних… иногда…
— Вы нечасто это практикуете, — понял Оливер. — Не страшно, разберемся. Но не сегодня. Сегодня у меня есть еще дела, а вы одеты не лучшим для таких занятий образом. Подберите что-нибудь поудобнее, ничто недолжно стеснять движений. И отнеситесь к этому серьезно, пожалуйста.
Он старался говорить со мной сдержанно и отстраненно, словно не я изводила его дурацкими выходками, не я признавалась ему в любви, не я пыталась рассорить его с Камиллой, но в последней фразе прорезались неприятно царапнувшие слух нотки. “Не вздумайте выкинуть новый фокус, Элизабет Аштон, — явно слышалось в вежливой просьбе. — Я и от старых еще не отошел”.
— Завтра утром у вас есть занятия с леди Райс? — спросил Оливер, и я отрицательно покачала головой. — Вот и хорошо. Приходите сюда к девяти. Раньше начнем, раньше закончим.
Я покорно кивнула и поднялась с кресла, поняв, что встреча закончена.
— До свидания, милорд Райхон.
— До свидания. И… заберите, в конце концов, свое пальто из гардероба. Висит там который день. Гардеробщицы и уборщицы уже шепчутся о пропадающих в главном корпусе студентках. Будто у нас без этих сплетен пропаж мало.
Выйдя на крыльцо со вторым пальто в руках, я с наслаждением вдохнула холодный свежий воздух и улыбнулась.