Осторожно, женское фэнтези. Книга 2

— Не смейте так говорить, — всхлипнула я.

— Это правда, Бет. Я всегда говорю правду… почти всегда. А они не говорят… Василиск, да? На вас защита от ядов, но если это что-то экзотическое… Я подумал: василиск, гидра или мисайский гриб — редкие, но достать можно. А мне вводят антикоагулянты, разжижают кровь… значит, василиск. Я прав?

— Да, — сказала я коротко, чтобы он не услышал в моем голосе слез.

— Значит, голова работает… Вы понимаете… понимаете, что все, что я скажу дальше, тоже не предсмертный бред. А я скажу…

— Не нужно…

Он усмехнулся снова:

— Все еще убегаете, мышка моя?

— Нет. Не хочу, чтобы так…

— Думаете, я хочу? Но это… это скромная просьба. Две просьбы. Во-первых, сейчас вы уйдете. Уйдете и не вернетесь в эту палату, пока все не кончится. Не вернетесь, даже если вам скажут, что я хочу вас видеть. Я боюсь, что не до конца буду в здравом уме и… Видеть вас я все равно не могу. Глаза уже… Не приходите. Обещайте, что не придете.

— Нет…

— Обещайте, Бет. Давайте простимся сейчас, как… как друзья…

— Друзья? — мне уже не плакать хотелось — выть в голос.

— Да. Друзья. И вторая моя просьба, как к другу… Пойдите в мой кабинет. Там должно быть открыто. В верхнем ящике стола… мой ежедневник… Заберите его. Выбросьте, сожгите… Или оставьте себе, если хотите. Только чтобы он не попал в чужие руки. Там не рабочее… не только рабочее, но мне бы не хотелось…

— Рисунки, — улыбнулась я сквозь слезы. — Я видела. Извините.

С нежностью погладила его по щеке и закусила губу до боли, поняв, что он не чувствует уже моих прикосновений.

Но говорит еще. Улыбается, хоть и заметно, каких усилий ему это стоит.

— Видели? И как?

— Красиво. Эльфы. Эльфийки. Едино…

Я осеклась на полуслове. Сглотнула комом стоявшие в горле слезы. Вдохнула глубоко.

— Единорог, — проговорила осторожно, боясь спугнуть блеснувшую впереди робкую надежду. — Единорог, доктор. Вы говорили, что его кровь — абсолютное противоядие. Значит…

Он едва заметно покачал головой:

— Забудьте, Бет. Никто не позволит…

— Только не умирайте, — приказала я ему, с силой сжав в ладонях серое холодное лицо. — Дождитесь меня, хорошо? Я быстро. Обещаю.

— Бет…

Я не слышала, что он говорил мне в след. Гораздо важнее, что он скажет, когда я вернусь. И что скажу ему я.

Если я не кинулась бежать со всех ног, то только потому, что добираться в эльфийское посольство бегом было бы слишком долго. Но и портальной сетью я воспользоваться не могла. Нужно было найти проводника из старших магов. Любого.

Первым в коридоре мне встретился Крейг.

Я вцепилась в его рукав мертвой хваткой и поволокла к выходу, попутно объясняя свой нехитрый план. В глазах полицейского, сейчас ни капельки не косивших, вспыхнула было радость надежды, но очень быстро потухла. Потому что эльфы. Законы, правила, дипломатические отношения и прочая внешняя политика.

— Нужно хотя бы попытаться, — сказала я убежденно. — Я сама поговорю с лордом Эрентвиллем, как частное лицо. Никаких вмешательств в международную политику. Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока он умрет?

То ли инспектор не хотел сидеть и ждать, то ли, посмотрев на меня, решил действовать по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», но согласился меня провести, и через минуту — я даже за верхней одеждой не стала заходить — мы стояли у ворот посольства.

— Леди Элизабет Аштон, — церемонно представилась я дежурившему у калитки стражу. — Я хотела бы встретиться с лордом Эрентвиллем. Полагаю, он знает, по какому вопросу.

Общения с Грайнвиллем хватило, чтобы понять, что эльфы в курсе всего, что происходит в академии, и новости, неизвестно по каким каналам, они узнают одними из первых.

Страж, выслушав меня, склонил на несколько секунд голову, словно раздумывал, что ответить, а затем, распрямившись, проговорил с равнодушной вежливостью:

— Лорд Эрентвилль вас примет, леди Элизабет. Без сопровождения.

Крейг, сам не желавший влезать в международные отношения, не протестовал.

На крыльце особняка меня встретила леди Каролайн, прекрасная и печальная.

— Мне очень жаль, — проговорила она с почти человеческой искренностью и истинно эльфийской сдержанностью.

Ее отец, ожидавший меня в малой приемной на втором этаже здания, был еще более скуп на слова. Выслушал мою просьбу и бросил коротко и веско:

— Нет.

— Лорд Эрентвилль, я вас умоляю, — если бы думала, что это поможет, то и на колени перед ним упала бы, — это единственный шанс. Единственное средство против яда василиска.

В лице эльфа не дрогнул ни единый мускул, и рисунок на щеках оставался неподвижен, когда нелюдь решил расширить свой ответ:

— Эноре кэллапиа неприкосновенны. Это — незыблемый закон.

— Когда речь шла о вашей жизни, доктор Грин не побоялся пойти на нарушение незыблемых законов, — напомнила я. Хотелось верить, что мой голос звенел от гнева, а не от отчаяния. Как верить и в то, что пока я спорю с поборником идиотских, никому не нужных правил, не случится ничего непоправимого.