Смежила веки. Нет, не дым. Не внезапно нахлынувшие слезы. Просто память. Воспоминания о том, от чего я собиралась отказаться. И мечты о том, чего уже никогда не будет, если только…
Открыла глаза и тут же, словно на стену, наткнулась на пристальный взгляд. Изучающий? Да. Внимательный? Как всегда… С вами все в порядке, Бет? Дышите ровнее. Все хорошо. Боги не злы и не размениваются на отравленный шоколад. А мир не рухнет, если кто-то в нем будет счастлив.
Если бы все было так просто.
Я отвернулась.
Подошла к столу с закусками, взяла с подноса бокал. Легкое вино, пара глотков не повредит. Для смелости? Нет, я не боюсь. В горле пересохло, вот и все, а мне сейчас придется много говорить. Объяснять. Объясняться.
— Простите, милорд Райхон, — я вклинилась в негромкую беседу ректора с одним из эльфов. — Не уделите мне несколько минут?
— Конечно, Элизабет.
Видишь, боже, я больше не убегаю. Я все сделаю. Правильно.
— Мы можем поговорить где-нибудь, где не настолько людно? — спросила я Оливера, опираясь на предложенную мне руку.
Не настолько людно, не настолько эльфно…
Такое место нашлось. Небольшая комната рядом с залом для торжеств предназначалась специально для того, чтобы уставшие от праздничной суеты гости могли передохнуть немного. Посидеть в удобных креслах. Поговорить.
Садиться я не стала.
Отпустив руку мужчины, прошлась до закрытого тяжелыми бархатными портьерами окна и обратно. Остановилась перед ректором.
— Милорд Райхон, я…
— Элизабет…
— Не перебивайте, — попросила, собрав волю в кулак. — Не перебивайте, пожалуйста. Это и так нелегко. Но я должна сказать вам. В последние дни…
Нет, не то.
Я зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и выпалила на выдохе:
— Вы меня любите?
Он опешил немного от такого напора, но с ответом не тянул.
— Вы чудесная девушка, Элизабет, — проговорил медленно. — Во многих смыслах чудесная, единорог подтвердит. Вы мне очень нравитесь и думаю, я мог бы полюбить вас со временем. Но сейчас… Нет, я вас не люблю.
— Слава богу! — вырвалось у меня.
Этого восклицания он ожидал еще меньше, чем моего вопроса, и я тут же устыдилась своей неуместной, особенно в свете недавних событий, радости.
— Простите, милорд, — пробормотала, потупившись. — Это так… странно, наверное. Но, быть может, вы поймете. Вы говорили о мисс Сол-Дариен, о том, что трудно отказаться от старых увлечений… Это не совсем то, но…
— Элизабет, — прервал он меня строго. — Не нужно ничего объяснять. Если, конечно, не считаете меня слепцом или идиотом.
— Нет, милорд, — я покачала головой. — Я считаю, что вы… вы — самый лучший.
— Так уж и самый? — усмехнулся он. Обида, которую я все-таки ему нанесла, выплеснулась на мгновение с этой усмешкой, но на мое счастье она была не так велика, чтобы нельзя было превратить ее шутку, а со временем и вовсе забыть.
— Самый, — подтвердила я, не лукавя. — Просто вы слишком хороши для меня.
Вот это я считаю правильным, боже.
А теперь можешь присылать свою комету.
Я специально не вернулась после разговора с Оливером в зал, чтобы гнев божий не обрушился на тех, кто ничем его не заслужил. Но если комета и пролетела где-то там, волоча за собой пылающий хвост, я не видела ее за задернутыми шторами.
Зато, когда мне почти наскучило ждать, явился Мэйтин собственной персоной.
Встал передо мной, сунув руки в карманы джинсов. Вздохнул угрюмо.
— И что ты творишь, позволь узнать?
— Поступаю правильно, — заявила я ему. Храбрая мышка: внутри все холодело от страха, но отступать я не собиралась. — Для меня правильно. И для Эда. И для Оливера тоже. И если ты не согласен, можешь шандарахнуть меня молнией. Но ты этого не сделаешь, потому что тогда некому будет спасать твой мир. А если посмеешь причинить вред Эдварду, я сама перережу себе вены, и итог будет тем же. Понял?
— Угу, — кивнул он. — Это ты меня сейчас шантажируешь, да? Угрожаешь? И с чего интересно ты решила, что я буду тебе как-то мешать? Разве до этого я вмешивался?
— Я нарушила твои условия.
— Они не мои, я уже говорил. И ты пока ничего не нарушила. Даже наоборот. С учебой у тебя полный порядок. Личное счастье, если не напортачишь в последний момент, считай, тоже в кармане.
— Но ты сказал, Оливер… — пробормотала я, ничего не понимая.
— Я сказал — Оливер? — возмутился бог. — Я сказал: любимый мужчина. А Оливера Райхона ты сама приплела. Ну, я и подумал, что тебе виднее. Или ты уже не помнишь тот разговор?
Не помнила. Но если он говорил, наверняка так все и было.
Я закрыла горящее лицо руками. Боже, это же надо быть такой дурой!
— Не надо, — согласился он.
— Но ты… Ты спросил, что я творю…
— Естественно, я спросил. И еще раз спрошу. Что ты творишь? Почему ты сидишь тут, когда твой мужчина давным-давно ушел?
— Как? В смысле… зачем?
Бог передернул плечами:
— Не знаю. Может, вспомнил, что кошку забыл покормить. Может, видел, как ты под ручку утащила ректора в укромный уголок, и решил, что не хочет присутствовать при продолжении?
Боже…
— Да тут я, тут. И он никуда не денется. Завтра с ним встретишься, утро вечера, как говорят…
Ну, уж нет!
Я вскочила с кресла, в котором ожидала прибытие кометы, и кинулась к двери.