Осторожный убийца

Генерал медленно вылез из машины и, нахмурясь, разглядывал высокий, узкий и темноватый дом.

– Ждите здесь, сержант, – сказал он тихо. – И не мечтайте; если я крикну, бегите ко мне.

Он подошел к девушке, ждущей его у открытой двери.

Я слышал, как она сказала:

– Постарайтесь не шуметь, дорогой. Я не уверена, что здесь нет моих друзей.

Я проследил за тем, как они скрылись в темном холле. Входная дверь закрылась.

Закурив сигарету, я осматривал улицу и внимательно разглядывал дом. Через три-четыре минуты на верхнем этаже за желтыми жалюзи зажегся свет.

"Пять пролетов лестницы, – уныло подумал я, – надеюсь, ему не потребуется моя помощь”.

Я расхаживал по тротуару, курил и размышлял, что если бы, например, я был на его месте и пошел к проститутке, то я сделал бы все, чтобы никто не узнал об этом. Разумеется, если бы у меня был слуга!

Я расхаживал так около часа, поглядывая на окно, и вдруг заметил тень на освещенных желтых жалюзи и по силуэту узнал большие, глыбистые плечи и бычью голову генерала. Три раза он быстро промелькнул около окна, я не мог понять, что он делает. Потом генерал остановился возле окна, поднял жалюзи и открыл окно.

Высунувшись, он посмотрел вниз.

Я помахал рукой, чтобы привлечь его внимание.

– Это вы, сержант?

Его голос бы тихим, и я едва расслышал, как он сказал:

– Поднимитесь.

Я не был уверен, что правильно все расслышал.

– Мне подняться, сэр? – переспросил я.

– Да, черт возьми, поднимайтесь! – повысил голос генерал.

Ничего не понимая, я пересек улицу, открыл входную дверь и ощупью начал пробираться по темному холлу. Впереди была плохо освещенная лестница. Я взбежал по ней, прошел коридор, увидел еще одну лестницу и поднялся по ней, и так, на ощупь, в потемках, я пробирался наверх; мне казалось, что я буду подниматься по ней всю ночь.

Но вот на площадке я увидел свет, падающий из приоткрытой двери квартиры, и ускорил шаги.

– Поднимайтесь быстрее, сержант, – позвал генерал нетерпеливо. Он стоял на площадке, свесившись через перила. – Вы же не собираетесь оставаться здесь на всю ночь.

Я, задыхаясь, взбежал по ступеням и остановился на площадке рядом с ним.

– Да, сэр?

– Мне нужна ваша помощь, сержант, – сказал он, стоя спиной к свету, из-за этого я не мог отчетливо видеть его лица, но мне не понравилось его короткое, отрывистое дыхание, такое же сиплое, как и его голос.

– Да, сэр, – сказал я, пристально глядя на него.

– Войдите, сержант, и посмотрите, можно ли что-то сделать для нее. Я думаю, что она мертва. Я заколебался:

– Мертва, сэр?

– Входите, черт вас возьми!

Злоба, звучавшая в его голосе, бросила меня в озноб. Я уже знал, что в комнате увижу что-то плохое. Обойдя генерала, я подошел к двери и заглянул в освещенную комнату.

Большая комната, обставленная широкими удобными креслами, диваном, цветные коврики ручной работы, буфет, заполненный спиртными напитками. В противоположной стороне – вход в спальню. От дверей был виден угол кровати.

– Она в спальне, – сказал стоявший за моей спиной генерала. – Идите взгляните на нее.

Я стоял в дверях и чувствовал странный, но до боли знакомый запах.

– Может быть, это не так, сэр. – У меня пересохло во рту.

– Она без сознания, – сказал генерал, и его толстые пальцы накрыли мою руку. Он подтолкнул меня вперед. – Войдите и посмотрите, что можно сделать.

Я прошел через комнату и, когда дошел до двери, уже знал, что это за запах. Мой желудок сжался в тяжелом приступе рвоты, но я должен был удостовериться. Стоя в дверях, я взглянул на кровать. Холодный пот прошиб меня насквозь, а рот наполнился тягучей слюной.

Я видывал, как минометный снаряд разрывает грудь человека, я видел, как одним снарядом, попавшим в ящик с оружием, уничтожило пять человек, сидевших вокруг него и игравших в “Джин Рамми”, я видел, как горел выбросившийся с парашютом пилот и, приземлившись в пяти футах от меня, разбился вдребезги, превратившись в месиво, но я никогда не видел ничего более ужасного и отвратительного, чем то, что лежало на кровати. На полу валялся нож – большой разделочный нож, красный от ее крови. Он разрезал ее на куски. Он разделал ее так, как мясник разделывает свинью. Целым осталось только лицо. Ее открытые глаза смотрели на меня, и в них застыло выражение ужаса. Ее большие холодные глаза почти вылезли из орбит, белые зубы блестели в свете лампы. Светлые волосы разметались по подушке.

Я зажмурился и отвернулся, почувствовав неудержимый приступ рвоты. Опершись руками о стену, я стоял, пытаясь сдержать порывы рвоты. Меня трясло, как в ознобе.

– Сядьте, сержант, – сказал генерал, – вы побледнели.

Наконец я справился с приступом рвоты, кое-как выпрямился и взглянул на генерала.

Он стоял возле двери. В правой руке он держал “беретту”, и она была направлена на меня.

Небольшие швейцарские часы на украшенном резьбой камине пробили полчаса: этот неожиданный звук, словно колокол, прогремел в безмолвии комнаты.

– Сядьте, сержант, – сказал генерал. – Я кое-что хочу рассказать вам.

Я присел на ручку дивана, это было очень кстати, ноги почти не держали меня.