Острая нить

Едва мои веки сомкнулись, как перед глазами опять заклубился, заярился, забурлил все тот же черный туман. Я нечеловеческим усилием раздвинула его и увидела себя летящей над зеленой пашней на зеленом же «Аш-Пи». На бело-синем аппарате ко мне стремительно приблизился какой-то красномордый пилот и проорал: «Я тут небо контролирую, я!» Пришлось хорошенько встряхнуть бутылку пива, потом открыть и быстро зажать горлышко пальцем. Из щели вырвалась тугая струя пены, и этим «огнетушителем» я загасила его пылающую рожу…

Но, едва отделавшись от воздушного пирата, я вынуждена была удирать от гнедой кобылы с сизыми голубиными крыльями. Кобыла зловеще ржала, как Мефистофель, и норовила укусить меня за пятку своими здоровенными зубами. Я отдернула пятку, а потом с резким выкриком ударила ее по ощеренным зубам. Гнедая схватилась за свою морду — почему-то человеческой рукой — и спланировала куда-то вниз…

Вдруг небо перегородила цепь из громаднейших канцелярских кнопок, а за ней прямо по воздуху бегал какой-то ехидный плюгавый мужичонка, дразнил меня, вертя в правой руке игрушечный тентованный «КамАЗ», и писклявым голосом бормотал противной скороговоркой: «Моя машинка, не отдам машинку! Моя машинка, не отдам машинку!»

Потом он схватил грузовичок обеими лапами, поднял над головой и принялся скандировать, как болельщики на хоккейном матче: «Хе, хе, хе-хе-хе! Хе, хе, хе-хе-хе!!»

Я разогнала слушавшийся каждого моего движения дельтаплан, резко отдала от себя ручку рулевой трапеции, перемахнула через «кнопки» и вырвала у опешившего гаденыша маленький «КамАЗ».

Сзади долго раздавались крики и ругань, но я взяла на себя трапецию, увеличила скорость, и мало-помалу голос надрывавшегося у меня за спиной похитителя грузовиков утих.

Я облегченно вздохнула… и проснулась с улыбкой.

— Не приехали еще? — удивленно спросила я, увидев, что мы катим по московским улицам.

— Уже выспалась? С добрым утром! — хохотнул Лешка.

— Через две минуты будем на месте, — уверенно сообщил наш рулевой.

Я, не думая, бросила кости, еще не спустившись со своего лежака.

33, 17, 3.

«Печальные известия».

Н-да. Я прислушалась к себе: нет, ничего катастрофического вроде бы не предвидится. Ладно, поживем — увидим. Если доживем…

Мы действительно остановились минуты через две-три у какого-то длинного магазина — «аквариума», занимавшего весь первый этаж длиннющей старенькой пятиэтажки. На фоне потемневших от времени и выхлопных газов серых кирпичных стен особенно странно выглядели новенькие витрины с различными образчиками промышленного гения Запада и Востока…

Выбравшись из машины вслед за Алексеем, я обогнула «КамАЗ» и, не успев развернуть ладони к начальной точке наших поисков, застыла.

Кости, как всегда, не соврали. Даже не понадобилось специально «включать» сверхчувственное восприятие — моя наружная биополевая оболочка, перестроившаяся за время поездки на восприятие всего связанного с исчезнувшими товарищами Володи и Алексея, непроизвольно содрогнулась и «вспыхнула».

На лицо и руки будто налип холодный колючий снег.

Глава 8 Второй российский вопрос

Первый день, когда я ощутила биополе ладонями, врезался в память ярко и выпукло.

Это было уже лет десять назад. Я тогда бредила йогой, и однажды Сашка, собрат по увлечению, предложил: «Пойдем в университет. Там какой-то продвинутый приехал…»

Продвинутыми в тех машинописных йоговских курсах, которыми мы с Сашкой тогда обменивались, назывались Учителя.

И мы пошли.

Народу в университетской аудитории было немного, человек двадцать — двадцать пять. Стоял теплый вечер субботнего майского дня. Мы встретили своего знакомого, преподавателя мединститута с острым подбородком и слегка одержимым взглядом. Еще один коренастый мужичонка, кажется, полуподпольно вел занятия по йоге здесь же, в универе. Остальных мы видели впервые.

Оказалось, из Москвы на пару дней заглянул автор таинственной методики динамического аутотренинга. Больше наш знакомый преподаватель ничего сказать не успел — в аудиторию вошел человек лет пятидесяти, и мы с Сашкой невольно выпрямились под его строгим взглядом.

Был он плотный, коренастый, с высоченным лбом, размеры которого подчеркивала занимавшая почти всю голову лысина. Плешь обрамлял венчик пушистых седых волос, похожих на нимб.

Человек остановился у кафедры, заговорил, и все остальные звуки почти сразу же смолкли.

Он говорил о многокилометровых голодных пробегах под палящим крымским солнцем, о дельфинах, отзывающихся на безмолвный призыв, о мысленных «полетах» над облаками, о нетрадиционной подготовке космонавтов…

А потом сказал:

— Сейчас мы с вами ощутим биополе.

Мое юное сердце заколотилось, невозмутимый лектор между тем продолжал:

— Поднимите ладони мне навстречу… так, хорошо. А теперь расслабьте руки и сосредоточьтесь на своих ощущениях…

Он тоже поднял ладони и стал водить ими из стороны в сторону, словно очерчивая дугу перед собой.