Остракизм в Афинах

Как известно, труды большинства крупных греческих историков IV в. до н. э. утрачены и дошли до наших дней лишь в виде разрозненных фрагментов. Однако и в этих фрагментах мы находим определенную информацию об остракизме, порой весьма важную. Так, Феопомп в десятой книге своей «Истории Филиппа» совершил экскурс в историю афинских политических деятелей («демагогов») V в. до н. э. Насколько можно судить, именно в рамках данного экскурса находились его свидетельства об остракизме Кимона и его досрочном возвращении (Theopomp. FGrHist. 115. F88)[37], об изгнании Гипербола и его последующей судьбе (F96)[38]. Затрагивает Феопомп также судьбу Фукидида, сына Мелесия, — еще одной жертвы остракизма[39]. Совершенно необходимо остановиться и на таком авторе, как Андротион, видный представитель жанра аттидографии (локального афинского историописания). Достойно всяческого сожаления, что сочинения аттидографов (Гелланика, Клидема, Фанодема и др.) не сохранились; есть все основания полагать, что в них содержались подробные рассказы об остракизме, его происхождении, функционировании, процедуре, выходе из употребления; эти историки, судя по всему, внесли весьма серьезный вклад в формирование античной традиции об интересующем нас политическом институте, хотя оценить полный объем этого вклада теперь, конечно, не представляется возможным[40]. Из «Аттиды» Андротиона до нас все-таки дошло кое-что об остракизме (Androt. FGrHist. 324. F6, F37, F43). Особенно важен фрагмент F6, в котором говорится о времени и обстоятельствах введения закона об остракизме. Этот фрагмент, сохраненный лексикографом II в. н. э. Гарпократионом (s. ν. "Ιππαρχος), вызвал к жизни весьма обширную исследовательскую литературу[41]. Причина столь пристального внимания к нему обусловлена тем, что этот фрагмент (во всяком случае, в том его виде, как он дошел до нас) учреждение остракизма приурочено к 480-м гг. до н. э., а это вступает в прямое противоречие с Аристотелем, который (в «Афинской политии», о которой речь пойдет чуть ниже) относит эту акцию к циклу мероприятий реформатора Клисфена, имевших место в конце VI в. до н. э. Вопрос об этой несогласованности между двумя авторитетными и эрудированными авторами (известно, кстати, что Аристотель имел в своем распоряжении «Аттиду» Андротиона и активно пользовался ей) представляется весьма важным и будет подробно рассмотрен нами в разделе об историко-хронологическом контексте введения остракизма (гл. II, п. 1).

Завершают и обобщают традицию об остракизме, сформировавшуюся в классическую эпоху, два выдающихся ученых — Аристотель и его ученик Феофраст. Информацию об остракизме, содержащуюся у Аристотеля, можно вообще без преувеличения назвать самой ценной из того, что мы имеем об этом институте[42]. Одним из главных дел жизни Стагирита стала предпринятая в рамках перипатетической школы под его руководством грандиозная работа по составлению «Политий» — историй и систематических описаний государственного устройства различных греческих полисов. В ходе этой многолетней работы был собран колоссальный фактологический материал, и значительная его часть вошла, подвергшись обобщению, в итоговый труд школы по данной теме — аристотелеву «Политику». Сведения об остракизме мы обнаруживаем в двух трактатах Аристотеля: в упомянутой «Политике», а также в «Афинской политии» — единственной из 158 (или 171) составленных в Ликее «Политий», находящейся ныне в распоряжении ученых[43]. При этом если в «Афинской политик» содержится целое обилие интереснейших фактов из истории остракизма (причем, что немаловажно, факты эти зачастую приводятся с датировками по эпонимным архонтам), то «Политика» становится полем для теоретических рассуждений об остракизме, отличающихся очень высоким уровнем; до такой высоты и глубины обобщений не поднимался ни до Аристотеля, ни после него ни один античный автор, чье внимание привлекал этот институт[44].