Остракизм в Афинах

Из конкретных связанных с остракизмом фактов, упоминаемых у Диодора, бросается в глаза определение срока изгнания — пять лет. Банальная ошибка, происшедшая от небрежности при компилировании, как обычно считается? Как нам представляется, дело обстоит несколько сложнее, тем более, что уже Филохор, которого трудно упрекнуть в небрежности, указывает: вначале остракизмом изгоняли на десять лет, а потом стали на пять. Вопрос настоятельно требует прояснения, что мы и попытаемся сделать ниже (гл. III, п. 4). Наконец, большая заслуга Диодора еще и в том, что он приводит уникальные сведения о сиракузском петализме — процедуре, практически полностью аналогичной афинскому остракизму[60].

Кроме упомянутых авторов, об остракизме писал в I в. до н. э. александрийский грамматик Дидим, комментируя Демосфена. Впрочем, его пассаж сводится к дословной передаче сообщения Филохора. Тем не менее Дидим — весьма скрупулезный и плодовитый ученый — важен для нас тем, что он послужил, если так можно выразиться, «передаточным звеном» в традиции об остракизме; через него информация от историков классического и раннеэллинистического времени впоследствии попала к позднеантичным эрудитам[61].

В эпоху Римской империи количество упоминаний об остракизме в письменных источниках значительно возрастает, что связано с общим ростом литературной продукции в это время. Впрочем, количественный скачок далеко не всегда влечет за собой качественный. Те данные, с которыми нам теперь предстоит иметь дело, несут все признаки вторичности. Остракизм давно уже был явлением далекого прошлого; весь материал о нем черпался далеко не из первых рук. При определении ценности этого материала следует иметь в виду, во-первых, конечно, степень его новизны (сообщает ли тот или иной поздний автор что-либо иное по сравнению с тем, что мы знали и без него, из ранней традиции), а во-вторых — степень достоверности первоисточника, из которого он почерпнут (если такой первоисточник можно определить). Один небольшой пример. Малоизвестный историк I или II в. н. э. Птолемей Хенн заявляет в труде «Новая история» (ар. Phot. Bibl. cod. 190, р. 152а 39–40), что человека, придумавшего остракизм в Афинах, звали Ахиллом, сыном Лисона. Информация, что и говорить, новая, своеобразная, можно сказать, ни на что не похожая. Но откуда она взята? Никто не имеет об этом ни малейшего понятия, что делает использование такой информации крайне проблематичным, особенно если учитывать очень невысокую репутацию Птолемея Хенна как источника[62].

Сформировавшееся начиная с конца I в. н. э. такое грандиозное литературное направление, как «вторая софистика», поставившее перед собой задачу фактически дать новую универсальную общекультурную парадигму для греческого мира под римским владычеством[63] и акцентировавшее в связи с этим едва ли не любое из сколько-нибудь примечательных событий «великого прошлого» Эллады, естественно, не могло пройти и мимо феномена остракизма. Речь здесь пойдет прежде всего о крупнейшем представителе «второй софистики» — Плутархе (хотя это, бесспорно, фигура такого масштаба, что ее уже можно считать стоящей выше любых направлений). Литературное наследие Плутарха колоссально. Впрочем, мы a limine исключаем из рассмотрения многотомный корпус так называемых «Моралий» — трактатов на этические, религиозные, политические темы. На всем их протяжении лишь в одном месте (Mor. 186ab = Apopht. reg. 40.2) упоминается об остракизме, да и оно по содержанию дублирует биографию Аристида, написанную тем же автором.

Что же касается собственно «Сравнительных жизнеописаний», с которыми у каждого читателя и ассоциируется в первую очередь имя Плутарха, то сведения об остракизме, содержащиеся в них, оказываются настолько обильными, что из всех античных авторов Плутарх в этом отношении может быть сопоставлен только с Аристотелем (хотя такое сопоставление будет все-таки не в пользу херонейского мудреца — он более многословен и менее информативен). Одним из главных достоинств Плутарха является его исключительная эрудиция и начитанность. Как и большинство древнегреческих писателей, он, к сожалению, не склонен систематически обозначать свои источники, но делает это все же много чаще, чем, например, Диодор. Достаточно перечислить тех авторов, на которых Плутарх ссылается в своих пассажах об остракизме: Кратин, Платон Комик, Фукидид, Андокид[64], Платон (философ), Феофраст, Деметрий Фалерский. Весьма достойный перечень, состоящий из имен ранних и авторитетных писателей, труды которых к тому же по большей части не сохранились целиком.