— Александр Ярцев, — представился им здоровячок, с румяными щеками и совсем не идущими к ним безжалостными залысинами. Говорил он торопливо, словно боясь, что его остановят: — Я уже все-все знаю и сочувствую. Оля ввела меня в курс. Я давно ждал встречи. Между прочим, вышел в отставку подпоручиком. Мы с вами люди военные и мешкать не будем. Я предлагаю ехать ко мне, там на месте решим.
— А что, собственно, решим? — Видно было, что даже Димитрий слегка опешил от этого натиска и так же, как Сергей, мало что понял.
А Ольга стояла и, довольная, посмеивалась.
— Александр Викторович купил имение, — объяснила она, — и хотел бы продать его крестьянам.
— Да-да, — заторопился Ярцев, — вы можете сами посмотреть.
Затем выяснились прочие обстоятельства.
Отставной подпоручик артиллерии купил имение, заплатив часть деньгами, а на пять тысяч рублей выдав вексель. На своей земле он собирался начать новую жизнь «трудами рук своих», как он выразился, — пахать, косить, как простой мужик, и прочее. Судя по всему, он весьма смутно представлял себе, как образуется эта его новая жизнь, но горел энтузиазмом и уговаривал Рогачева и Кравчинского присоединиться.
— Кабала, — хмыкнул Рогачев.
— Почему же? — Ярцев удивился.
— Вы ведь должник. А деньги надо отдавать, рано или поздно. Значит, из имения вы будете выколачивать деньги и, заметьте, наемным трудом.
— Но мы же сами тоже станем работать.
— Это ничего не меняет.
— Что же вы предлагаете? — расстроился Ярцев.
— Разделите всю землю между крестьянами.
— А как же долг?
— Очень просто. Если вы не можете подарить им эту землю, продайте на выгодных условиях. Они вам и за это спасибо скажут. А себе оставьте ровно столько, сколько в состоянии обрабатывать сами.
— Но я полагал, что и вы захотите… Мы могли бы взять из этой земли три или четыре тягла… Вместе вообще веселее.
— Нет, — сказал Сергей, — мы попробуем для начала простыми работниками. Нам надо попривыкнуть еще к крестьянской жизни. Да и подучиться кое-чему.
— Например?
— Косить, пилить-колоть дрова…
— Это мы устроим.
Ярцев представлял собой довольно частую в России смесь энергии, порывов и почти полного отсутствия необходимых знаний для деятельности.
«Каким образом коснулись его благородные идеи века, в конце концов неважно, — думал Сергей. — Главное, он хочет работать. Со временем, кто знает, может быть, из этого чудака выйдет дельный работник».
Возле неказистой избенки Ярцев сказал:
— Если он дома — через три дня вы будете мастерами.
Хозяин, на счастье, был дома.
Он оказался высоченным, светлоглазым мужиком лет тридцати.
Выходя из своей избенки, он нагнулся, чтобы не стукнуться о притолоку лбом.
Звали мужика Петром.
На солнце Петр долго жмурился, зевал, сказал, ни к кому не обращаясь, «погоди» и побрел к колодцу.
Он долго пил прямо из ведра, проливая воду на бороду и расстегнутую на груди рубаху, а Ярцев тихо говорил:
— Золотой человек. Работник, каких мало. И плотник, и каменщик, и вообще…
— Научиться, значит, мужицкому ремеслу? Добро, — сказал Петр и повел Сергея с Димитрием к сараю.
Объясняя и показывая, он окончательно стряхнул хмельную сонь.
— Ну-ка, теперь вы, значит, попробуйте, — сказал Петр и отдал топор Димитрию.
Тот поплевал на руки, истово замахал топором.
Петр поглядел, как он колет, остановил:
— Добро. Сила в тебе есть. Сноровка прибудет. Топор надо по руке. Топорище у меня найдется, сам заготовлял, это дело особое, а вот за лопастью надо в лавку идти. Тебе топор да тебе топор — два топора. Да два колуна — у колуна обух потолще. Две пилы еще справить надо. Тоже в лавке, у купца. Смекнули?
— Смекнули.
— А когда так… — Петр замялся, замолчал, а потом с какой-то отчаянностью рубанул своим кулачищем воздух. — А я бы в лавку-то сбегал, заодно уж, начало отметить… опохмелиться… Голова трещит, ей-богу.
Сергей с Димитрием, не сговариваясь, полезли в карманы за деньгами.
Петр обернулся проворно, словно лавка была не на другом конце деревни, а тут же за плетнем. Не удивился, когда его ученики отказались выпить с ним, нимало не смущаясь, налил водку в граненый стакан, залпом выпил и долго стоял, уставившись в одну точку.
— Отчего тебя так к вину тянет? — не удержался все же Сергей.
— Отчего? — задумался Петр. — Кто же его знает? Может, с копейки.
— С какой копейки?
— Да все с нашей, с мужицкой.
— Все равно не понимаю, — сердито сказал Димитрий.
— Где же понять? — Петр с ухмылкой вертел стакан в корявых пальцах. — Заработаешь горбом эту копейку, а ее тут же и отберут.
— Кто?
— Становой, поп, кулак. Их много, кто мужицкую копейку любит.
— Поэтому — лучше в кабак?
— Ты походи, мил-человек, в мужицкой шкуре, тогда поймешь, что лучше.
— Вот мы и хотим это сделать.
— Чудно, — с любопытством, но без насмешки разглядывал их Петр, — мужики, которые побогаче, в баре лезут. А баре, значит, — в мужики? Плохо, что ли, вам было? Не пойму.
Петр, склонив голову, остро смотрел из-под густых бровей.
— Это как понимать плохое житье, — заговорил Димитрий. — Не всякий согласен по-скотски жить. Мы вот с Сергеем не согласны. Поэтому и решили идти к вам, к мужикам, и научить вас жить лучше.