По лицам солдат он видел, что им тоже интересно, что они незаметно для себя в какой-то момент перестали быть нижними чинами, подчиненными, а превратились в доверчивых слушателей.
Где надо, Сергей возвращался к «общим законам» баллистики. Но и его, и слушателей на этом уроке больше волновали повстанцы, рабы Греции и Рима, нежели траектории, по которым вылетали камни из катапульт.
Когда урок кончился и солдаты, уважительно пропуская его вперед, столпились у дверей, Сергей почувствовал, что первый важный шаг к сближению сделан.
Успехи первых уроков были закреплены через несколько дней на стрельбах. Но именно там он впервые ощутил, что рано или поздно его пропагандистская работа прервется.
На стрельбах Сергей должен был не только приступить к обучению будущих фейерверкеров, но и показать, что он сам искусный артиллерист. Уставом это не требовалось, но Сергей понимал: не покажи он солдатам меткой стрельбы, уважение, зародившееся на уроках, улетучится надолго.
Поэтому он слегка волновался, когда сел к панораме, взялся за колеса наводки и поймал в перекрестке прицела ориентир.
Разрывы взвихрились кучно, прицелочные выстрелы легли как надо, и Сергей понял, что с двух-трех снарядов может попасть в цель.
Не отрывая глаза от кожаного ободка прицела, он скомандовал:
— Огонь!
Заряжающий рванул шнур. Грохнул выстрел. Пушка дернулась назад, взрыв лапами землю.
Сергей схватил бинокль, но, прежде чем успел разглядеть цель, за спиной раздался голос штабс-капитана Перегудова, наблюдателя за стрельбами лично от командира бригады:
— Образцовый выстрел!
— Может быть, вы желаете? — без всякой задней мысли, с великодушием счастливца предложил он Перегудову.
— Благодарю вас, — отказался тот, — мне надо к другим орудиям.
Он любезно улыбнулся и покинул позицию расчета.
Однако на обратном пути он вновь оказался возле Сергея.
— О чем вчера рассказывали, Сергей Михайлович? — словно невзначай спросил он. — Все о древней истории или уже и Французская революция?
— Есть любознательные солдаты, — Сергей простодушно улыбнулся. — Я должен вам доложить.
— Почему же мне? — как будто насторожился Перегудов.
— На нас, офицерах, большая ответственность, — не ответил прямо Сергей. — Начинается с безобидного вопроса о том, какое оружие было у древних, а кончается…
Сергей замолчал.
— Вы так думаете? — спросил Перегудов, словно ощупью, словно сбившись с привычной дороги и не зная, куда она подевалась.
— Лучше, если я расскажу им, кто такой Спартак. Хуже, если солдаты узнают об этом от другого или, не дай бог, прочтут в какой-нибудь книжонке.
— Кто же им подсунет такую книжонку? — кажется, вновь обрел твердость под ногами Перегудов.
— Вот и я думаю — кто? Не мы же с вами.
Сергей, согнав с лица улыбку, смотрел на штабс-капитана. Тот выдержал взгляд, ничем не обнаружив досады.
Было совершенно ясно, что за подпоручиком Кравчинским ведут со дня его приезда самую настоящую слежку.
В конце концов Сергей понял, что в армии пропагандист сможет пойти лишь до определенной черты. За ней начинался безрассудный риск. Надо было или прекращать всякую работу, или выходить в отставку. Сергей выбрал второе. За полтора года он дал своим солдатам все, что мог дать, и сам от армии взял все, что могло пригодиться в будущем.
— Понимаю, — сказала Соня, — там всегда сыщется какой-нибудь Перегудов. Но вам было все же проще.
— Проще? — удивился Сергей.
— Вы же имели готовых слушателей. Вам не надо было их искать.
— А вам?
— В том-то и дело, что мы сами по себе, а рабочие сами по себе. Мы не знаем друг друга. Не могу же я пойти к проходной и звать к себе в кружок. Как войти к ним в доверие, никто не знает. Два мира. Это ужасно. Но ведь надо же нам переступить эту границу!
В зыбком свете уличного фонаря сердито блестели ее глаза.
«Переступим, — заражаясь ее настроением, подумал Сергей, — уверен, что очень скоро. Ты ведь явно не из тех, кто подолгу топчется на одном месте».
Так оно вскоре и произошло.
В коридоре института Сергей увидел Соню.
Длинное платье с широким поясом на тоненькой талии, белокурый нимб волос были необычны в чинном коридоре.
Бородатые студенты, как шмели, шумно обтекали девушку.
Сергей подумал — как уместна она здесь, с ее пытливыми глазами и выпуклым лбом.
Почему-то высшие учебные заведения в России для женщин закрыты. Они уезжают за границу — в Женеву, Париж, Цюрих. Не мудрено, что лучшие из них становятся нигилистками.
— Вы сегодня мне нужны, — не дала она ему даже раскрыть рта, — пойдемте сейчас со мной.
— Хорошо, — сказал он, — через пять минут я освобожусь.
Пять минут, пока Сергей куда-то ходил, Соне показались часом.
Времени оставалось в обрез, а ей надо было все рассказать, посоветоваться и успеть к месту встречи.
Два чайковца — Чарушин и Синегуб — случайно познакомились с рабочими Обуховского завода (кушелевцы стали называть себя чайковцами по фамилии Николая Чайковского, который играл видную роль в кружке; это он дал отповедь Басову в тот, первый приход Сергея на Кушелевку). То, что не удавалось несколько месяцев, решилось вдруг быстро и просто.