Острие копья

В просторном кабинете с окнами по обе стороны, старинной мебелью, громко тикающими в углу напольными часами, за письменным столом сидел мистер Кимболл. Он был гладко выбрит, седоволос, не толст, но и не худ. Он выглядел несколько обеспокоенным, но обладал, видимо, чувством юмора, ибо на лице его была улыбка человека, перемогающего боль, но только что услышавшего смешной анекдот. Почему он улыбается, подумал я. Может, его позабавило то, что ему рассказал обо мне его секретарь? А потом понял – эта улыбка всегда была на его лице.

– Вот этот человек, мистер Кимболл, – представил меня секретарь.

Мистер Кимболл что-то буркнул и спросил меня, по какому я делу. Я объяснил, что по сугубо личному.

– В таком случае переговорите с моим секретарем, чтобы мне не пришлось перепоручать ему, – сказал мистер Кимболл и засмеялся. Секретарь улыбнулся, а я глядел на них с недоброй ухмылкой.

– Я прошу всего десять минут, – настаивал я, – Если не возражаете, я сразу же начну. Ниро Вульф хотел бы видеть вас у себя сегодня в одиннадцать утра.

– Боже милостивый! – весело изумился Кимболл. Изумление было настоящим. – Он кто – король Англии или в этом роде?

Я утвердительно кивнул.

– В этом роде. Знаете, мистер Кимболл, все пойдет быстрее и лучше, если вы выслушаете меня. Ради юмора, если вам угодно. В воскресенье, четвертого июня, внезапно умер Питер Оливер Барстоу. Он играл в этот момент в гольф в компании со своим сыном, вами и вашим сыном. В четверг, восьмого июня, вы уехали в Чикаго. В следующее воскресенье, одиннадцатого июня, стали известны результаты вскрытия. Я уверен, вы читали об этом в чикагских газетах.

– А, вот оно что? – Тревога на его лице усилилась, – Я так и думал, что, как только я вернусь, расспросов не избежать. Я читал всю эту чушь об отравленной иголке и прочем. – Он повернулся к секретарю. – Помнишь, я писал тебе об этом, Блэйн?

Секретарь кивнул.

– Да, сэр. Но у вас в одиннадцать тридцать встреча с представителем Окружного прокурора Вестчестера. Я не успел вас предупредить.

Я оставил свою ухмылку при себе.

– Это не чушь, мистер Кимболл. Барстоу был убит отравленной иглой, которая вылетела из рукоятки клюшки. Это доказано и бесспорно. А теперь послушайте меня. Представьте, что вы стоите у стартовой линии и готовы сделать удар по мячу. У каждого из вас есть свой кэдди, мальчишка, подносящий вам мячи, таскающий вашу сумку с клюшками. Не отвлекайтесь, следите за моими словами, это все очень серьезно. Вот здесь стоите вы. Ларри Барстоу уже делает свой удар, за ним сделал его и ваш сын Мануэль, готовится к подаче мяча Питер Оливер Барстоу. Вы стоите рядом с ним, помните? Его мяч откатывается от метки, и ваш кэдди ставит его на место, потому что мальчишки, помогающего Барстоу, нет, он ищет мяч, который Барстоу забил куда-то во время разминки. Помните? Барстоу готов подать мяч, но у него нет клюшки номер один, потому что она в сумке, с которой его кэдди ушел искать мяч. Вы тогда говорите Барстоу: «Возьмите мою», – и ваш кэдди, устанавливающий мяч Барстоу на метке, поднимается и протягивает Барстоу вашу клюшку номер один. Вы помните это? Барстоу вашей клюшкой сделал удар по мячу, но вдруг вздрогнул и потер рукой низ живота, и при этом сказал, что его, должно быть, укусила оса. А эта самая «оса» вылетела из ручки вашей клюшки, мистер Кимболл. Через двадцать минут Барстоу был уже мертв.

Кимболл слушал, нахмурив брови. На его лице теперь не было ни ироничного удивления, ни улыбки. Он все больше хмурился, а когда наконец заговорил, то, к удивлению, снова произнес все то же слово: «Чушь!»

– Нет, не чушь, – снова возразил я. – И чушью не станет от того, что вы будете повторять это слово. Дело не в этом, а в том, что Барстоу воспользовался вашей клюшкой. Вы помните это?

– Да, помню, – кивнул он. – Но, откровенно говоря, я забыл об этом, а теперь, когда вы напомнили мне, я отчетливо вспомнил эту сцену. Все было именно так, как вы…

– Мистер Кимболл, – прерван его секретарь, не забывающий своих обязанностей. – Было бы лучше, если бы вы… Воспоминания, знаете, это такое дело…

– Что было бы лучше? Нет, Блэйн, я предвидел, что неприятности будут. Разумеется, Барстоу бил по мячу моей клюшкой. Почему я не должен об этом говорить? Я едва был с ним знаком. А вот история с отравленной иглой – это чушь. Но от этого неприятностей не убавится.