Острие Кунты. Путь русского мистика

Гораздо безопаснее работа с внутренним учителем. В каждом из нас существует нечто, всегда знающее, что и как нужно делать, — внутренний учитель, живущий в сердце. Голос его тих, но если внимательно прислушаться, он всегда слышен. Сложность в том, чтобы отделить этот голос от собственных мыслей и желаний, то есть научиться его слышать и следовать услышанному. Ключ к этой практике — переживание учителя в сердце, а не в голове.

Сложность этой техники — в рассеянности внимания, забывчивости и недостаточной силе воли для следования внутреннему голосу. Кроме того, эта садхана дуалистическая, не снимающая, во всяком случае в начале, двойственности между «им» и мной". Зато, как уже было сказано, она вполне безопасна.

Существует иной способ внутренней работы, направленный на выявление Неизменного в нас. Поскольку и внутри, и снаружи все находится в непрерывном потоке перемен, нам порой кажется, что ухватиться не за что, что все постоянно ускользает, стоит лишь к нему прикоснуться. Но в глубине нашего сознания есть то, что не изменяется никогда. Оно было точно таким же до нашего рождения и останется неизменным после смерти. Эта неуловимая константа присутствует и сейчас. Она не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха; о ней нельзя ничего помыслить, ее невозможно ощутить. Неизменное не находится ни внутри, ни вне нас, ни наверху, ни внизу, и тем не менее, оно существует. Неизменное в нас неуничтожимо. Нашедший его преодолевает пространство и время и более не подвержен ни тлению, ни смерти. Техника заключается в непрерывном сосредоточении сознания на Неизменном, обнаружении и осознании его как основы своего бытия.

Рассеянность внимания — общее препятствие во всех перечисленных психотехниках. Единственным исключением является метод тотального принятия действительности, когда все, включая рассеянность, принимается таким, каково оно есть, без малейшего усилия что-либо изменить. Если ты отвлекся, пусть будет так. В этой практике восприятие начинает пожирать действительность, поглощая все, возникающее в его поле, без малейшего предпочтения одного другому. В результате мир, со всеми его объектами, оказывается поглощенным сознанием, и вопрос об отвлечении больше не возникает. Другое название этого метода — пожирание мира.

За каждым фрагментом действительности, воспринимаемой нами, скрыт луч энергии, дающий этому фрагменту жизнь и ощущение реальности. Мы не воспринимаем эту энергию, поскольку наше внимание приковано к движущимся картинкам, которые мы принимаем за реальность. Загипнотизированные и очарованные их калейдоскопом, мы продолжаем смотреть фильм в душном кинозале, вместо того чтобы выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух. Если бы мы могли переключить фокус нашего внимания с непрерывно проецируемых картинок на то, что их создает, мы увидели бы океан чистого света, в сиянии которого переливаются бесконечные радужные гирлянды иллюзорных вселенных.

Наш способ восприятия реальности поддерживается ненасытным любопытством и жаждой новых впечатлений. Лишь окончательно насытившись цветами, звуками, запахами и ощущениями, мы теряем интерес к получению новых впечатлений, и только тогда, если еще не израсходовали всю свою энергию, мы обнаруживаем возможность выхода за пределы известного. Потеря интереса к этому миру освобождает от него.

И тогда никакая медитация больше не нужна. Освободившись от желания восприятия, человек становится подобен сухому дереву в безводной пустыне. Но именно в безжизненной пустыне распускается невиданный цветок.

Глава 40

Для сознающего, что он не был рожден, нет смерти.

В конце мая 1988 года, через восемь месяцев после Тошиной смерти, я, Джон и еще несколько человек из нашей бывшей группы собрались у меня дома. Мы сидели в медитации, которая неожиданно была прервана скрипом отворяющейся двери. Я открыл глаза и почувствовал, как кто-то невидимый вошел в комнату. Присутствие было очень знакомым. Один из нас воскликнул: "Тоша здесь!"

И тогда я увидел его. Он сидел в кресле, как обычно, немного развалясь; на нем были старые джинсы и рубашка. Волосы длинные, до плеч, как когда-то; за несколько лет до смерти он стал их стричь. Начальник не походил на призрака — его присутствие было живым и теплым, несмотря на то, что Тошино тело не воспринималось как физическое — оно как бы состояло из легкой летучей материи, обладавшей природой света, и было ясно видимым. Я заметил, что Тоша не оставляет тени.

У меня сначала возникло желание потрогать его, но затем что-то удержало — я боялся нарушить этот волшебный мираж. Никто не произнес ни слова; мы застыли, приклеенные к своим местам. Появление мастера было как бы продолжением нашей медитации с той лишь разницей, что теперь глаза у нас были открыты, и мы видели его. Тоша начал разговаривать с нами, не произнося ни звука, но смысл слов доходил совершенно отчетливо; мы даже различали его характерные интонации.