Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга

История, о которой моя мать прочла в The Times, заключалась в следующем. В 1944 году в больнице Джона Хопкинса (Johns Hopkins Hospital) детский кардиолог Хелен Тауссиг убедила главного хирурга Альфреда Блейлока найти хирургический способ лечения обреченных «синих» новорожденных. Блейлок предполагал, что подключичную артерию, снабжающую кровью руку младенца, можно направить в грудь и соединить с неполноценной легочной артерией. Он думал, что более мелкие вспомогательные сосуды вокруг лопатки разрастутся и будут снабжать кровью руку ребенка, как это происходило в экспериментах над животными. Профессор впервые провел операцию, которая позднее стала известна как «шунтирование Блейлока-Тауссиг», в ноябре того же года. Он не был технически искусным хирургом, и ему было сложно соединять мелкие кровеносные сосуды, однако, к всеобщему облегчению, операция незамедлительно превратила синюшного ребенка в розового и избавила его от одышки. Более того, лишенная артерии рука продолжила нормально развиваться.

Новость об этой революционной процедуре распространилась очень быстро. Британский торакальный хирург-пионер сэр Рассел Блок (чьи хирургические ботинки я унаследовал в больнице Роял-Бромптон (Royal BromptonHospital)) пригласил Блейлока и Тауссинг продемонстрировать их операцию в Лондоне. Недостатка в «синих» младенцах не было, и Блейлок провел шунтирование десяти новорожденным подряд. Ни один из них не умер, и все волшебным образом превратились из синюшных в розовых. В завершение визита Блейлока пригласили представить свой триумф в Большом зале Британской медицинской ассоциации.

В конце лекции в затемненном зале, пока все смотрели на слайд, луч военного прожектора внезапно пересек помещение и осветил медсестру из больницы Гая, одетую в темно-синюю униформу и белый льняной чепец. У нее на руках сидела белокурая двухлетняя девочка. В прошлом ребенок чуть не умер от врожденного порока сердца синего типа. Благодаря новой процедуре шунтирования девочка теперь была розовой, и произведенный театральный эффект вызвал оглушительные аплодисменты всего зала. Рассказ моей мамы об истории, прочитанной в The Times, всегда резонировал со мной. Проще говоря, одним из моих самых ранних детских воспоминаний стало воспоминание о «синих» младенцах.

Те, кто упорно оперировал синюшных младенцев и в конечном счете преуспел в кардиохирургии, имели психопатические наклонности. Могла ли кардиохирургия развиваться в Европе? Возможно, но к этому вела долгая дорога, по которой мне суждено было пройти с ранних лет. Мои уникальные способности позволили мне преодолеть этот путь.

У большинства людей ведущим является левое полушарие мозга, что делает их правшами и управляет их языковыми навыками. Правое полушарие, в свою очередь, отвечает за ориентацию в пространстве, творчество и эмоциональные реакции. Мне же достался причудливый мозг. Я обошел стороной латерализацию[21], из-за чего оба моих полушария стали доминантными. Это сделало меня амбидекстром[22]. Хотя я был преимущественно правшой из-за требований в школе, я мог держать ручку, кисточку, а затем и хирургические инструменты обеими руками. Я накладывал швы правой и левой рукой одинаково хорошо. Я бил по мячу для регби левой ногой и играл в крикет правой рукой.

Будучи абсолютно безнадежным в изучении иностранных языков, я обладал врожденной способностью визуализировать мир в трех измерениях. Ловкость рук в сочетании с хорошим пространственным воображением сделали меня компетентным художником и прирожденным хирургом. Я писал сталелитейные заводы, освещавшие ночное небо родного Сканторпа, ярко-красные закаты, целующиеся парочки под газовыми фонарями и угрюмые лица металлургов после долгого дня работы за прокатными станками. Это было необычно для мальчика-подростка, но люди с двумя ведущими полушариями всегда отличаются.

Те, кто упорно оперировал «синих» младенцев и в конечном счете преуспел в кардиохирургии, имели психопатические наклонности.

Позднее такие врожденные навыки позволили мне разрезать человеческое тело, а затем накладывать каждый стежок в нужном месте. Я безошибочно делал все с первого раза. Точность движений ведет к экономии времени. Я без особых усилий быстро справлялся с работой, хотя руки мои никогда не двигались торопливо. Разумеется, я не знал о своем даре, пока не стал хирургом. Со временем я понял, что продолжительность операции имеет первостепенное значение в кардиохирургии: чем короче процедура, тем быстрее восстанавливается пациент.