Остроумие и его отношение к бессознательному

Совершенно новое, непростое и противоречащее общепринятому мнению учение едва ли может выиграть в ясности при сжатом изложении. Этим замечанием я хочу сослаться на подробное описание проблемы бессознательного в моем «Толковании сновидений» и на труды Липпса, которые видятся мне в высшей степени важными. Я сознаю, что всякий, обладающий почтенным философским образованием или принимающий за кредо ту или иную так называемую философскую систему, станет оспаривать саму возможность «бессознательной психики» в том смысле, который предполагаем мы с Липпсом, и попытается доказать ее немыслимость, опираясь на нынешние психические определения. Но ведь определения условны и могут быть изменены. Мне часто доводилось на опыте убеждаться, что люди, оспаривающие бессознательное как нечто абсурдное и невозможное, судили вовсе не по тем источникам, из которых (по крайней мере, для меня) проистекает необходимость признания бессознательного. Противники бессознательного никогда не принимали во внимание следствия постгипнотического внушения, а когда я приводил в качестве примеров свои наблюдения за свободными от гипноза невротиками, они выказывали величайшее удивление. Они никогда не допускали мысли, что бессознательное есть нечто такое, чего в действительности не знают, но существование чего мы по необходимости признаем; для них бессознательное есть то, что способно стать сознательным, но о чем прямо сейчас не помышляют, что пребывает «вне центра нашего внимания». Эти люди не пытались ни единого раза убедить себя в существовании бессознательных мыслей в собственной душевной жизни, когда анализировали собственные сновидения. А когда я предлагал им такой анализ, они воспринимали свои воспоминания с изумлением и смущением. По-моему, признанию «бессознательного» существенно препятствует аффективное сопротивление, вызванное тем, что никто не хочет изучать свое бессознательное, ибо так проще всего отрицать возможность его существования.

* * *

Итак, работа сновидения, к которой я возвращаюсь после этого отступления, подвергает совершенно своеобразной обработке мыслительный материал, который облечен в форму желания. В первую очередь она заменяет сослагательное наклонение настоящим временем, заменяет «я хотел бы сделать» выражением «я делаю». Это «я делаю» получает галлюцинаторное отображение в результате «регрессии» в работе сновидения. При регрессии совершается путь от мыслей к картинам восприятия; иначе, учитывая еще неизвестную – понимаемую не в анатомическом смысле – топографию душевных процессов, можно сказать, что совершается обратный путь из области мысленных картин в область эмоциональных восприятий. Этим путем, противоположным направлению развития усложняющейся душевной деятельности, мысли сновидения приобретают наглядность. Ядром явной «картины сновидения» оказывается в конце концов пластичная ситуация. Чтобы добиться такой эмоциональной изобразительности, мысли сновидения должны существенно преобразиться. Но во время обратного превращения мыслей в эмоциональные картины происходят и другие изменения, которые отчасти необходимы, а отчасти представляются неожиданными. Необходимым побочным результатом регрессии следует считать тот факт, что почти все связи внутри мыслей, их расчленяющие, оказываются потерянными в явном содержании сновидения. Работа сновидения приемлет только сырой, если угодно, материал представлений, пренебрегая теми мыслительными отношениями, которые удерживают мысли в сочетании друг с другом. Или же она как минимум оставляет за собой право не обращать внимание на указанные отношения. Другую часть работы сновидения, наоборот, нельзя считать производным от регрессии, от обратного превращения в эмоциональные картины; именно эта часть важна для нашего сопоставления снов с остроумием. Материал мыслей сновидения испытывает при этой работе совершенно необычное сжатие – или сгущение – с опорой на те общие черты, которые, случайно или соответственно содержанию, наличествуют в мыслях сновидения. Так как этих общих признаков обычно недостаточно для полного сгущения, то при работе сновидения создаются новые, искусственные общие черты. Для этой цели охотно употребляются слова и фразы, которые выражают различные значения. Вновь созданные – «сжатые» – общие черты проникают в явное содержание сновидения как представители мыслей сновидения. Поэтому один элемент сновидения соответствует какому-либо узловому и перекрестному пункту мыслей сновидения. Принимая во внимание это обстоятельство, подобные пункты можно назвать «сверхдетерминированными». Факт сгущения относится к той части работы сновидения, распознать которую проще всего: требуется лишь сравнить записанное изложение сновидения с записью мыслей сновидения, полученных путем анализа, чтобы получить ясное представление о частоте сгущения в конкретном сне.