Остроумие и его отношение к бессознательному

Мы уже догадываемся, а впоследствии еще яснее увидим, что в условии отвлечения внимания открыли немаловажную черту психического процесса, происходящего у слушателя остроты. В связи с этим мы можем понять еще и другое.

Во-первых, каким образом случается так, что мы никогда не знаем, над чем мы смеемся, хотя можем установить это аналитическим исследованием. Этот смех является именно результатом автоматического процесса, который возможен из-за устранения нашего сознательного внимания.

Во-вторых, мы поняли своеобразность остроты, заключающуюся в том, что она оказывает свое действие на слушателя в полной мере только в том случае, если она нова для него, если она действует на него ошеломляюще. Это свойство остроты, обусловливающее ее недолговечность и побуждающее к составлению все новых острот, проистекает, очевидно, из того, что ошеломить или застигнуть врасплох можно только один раз. При повторении остроты внимание направляется на выплывающее воспоминание о том, когда ее слышали в первый раз. Исходя из этого, мы можем понять затем стремление рассказать слышанную остроту другому человеку, который еще не знает ее. Вероятно, человек вновь получает некоторую возможность наслаждения, отпавшую из-за недостатка новизны, тем впечатлением, которое производит острота на новичка. Аналогичный же мотив побуждает автора остроты рассказывать ее другому человеку.

В-третьих, я указываю на те технические вспомогательные средства, которые служат увеличению количества энергии, предназначенной для отреагирования, и усиливают таким образом действие остроты. Это благоприятствующие моменты, которые являются скорее условиями процесса остроумия. Хотя эти же приемы часто усиливают и внимание, направленное на остроту, но они же вновь снимают влияние внимания, приковывая его и ограничивая его подвижность. Все, что вызывает интерес и смущение, действует в обоих этих направлениях, в том числе и прежде всего бессмыслица, противоположность, «контраст представлений», который некоторые авторы считали существенной характерной чертой остроумия, но в котором я не усматриваю ничего, кроме средства, усиливающего действие остроты. Все то, что смущает, вызывает в слушателе состояние распределения энергии, которое Липпс назвал «психической запрудой» (Staung). И он, конечно, вправе предположить, что «разгрузка» происходит тем сильнее, чем больше была предшествующая запруда. Правда, изложение Липпса относится не именно к остроте, а к комическому вообще. Но, весьма вероятно, может случиться так, что отреагирование при остроте, разгружающее энергию, которая затрачивалась на задержку, усилено таким же образом благодаря запруде.

Нам теперь ясно, что техника остроумия вообще определяется двоякого рода тенденциями: одни создают возможность образования остроты у первого лица, другие увеличивают в остроте проявление удовольствия у третьего лица. Подобная Янусу двуликость остроты, обеспечивающая первоначальный выигрыш удовольствия перед возражениями критического рассудка, а также механизм предварительного удовольствия относятся к первым тенденциям. Дальнейшее усложнение техники приведенными в этой главе условиями является результатом присутствия третьего лица, интересы которого приняты во внимание.