Остроумие мира

Фома Аквинский, поступив послушником в доминиканский монастырь в Париже, предался нерушимому созерцанию и сделался молчальником. Он вечно сидел в своей келье молча и глубоко задумавшись. Монахи монастыря, народ разбитной и веселый, жестоко трунили над новичком и прозвали его «немым волом». Но вот однажды, в досужую и шаловливую минуту, братия решила подшутить над будущим светилом католического богословия и придумала сказать ему, что на небе появился и летает вол. Фома вышел из кельи будто бы затем, чтобы посмотреть на летучего вола, а монахи, поверив, что он в самом деле так мало смышлен и легковерен, подняли его дружно на смех.

– Я очень хорошо знаю, – сказал им Фома, – что было бы странно увидеть вола, летающего по воздуху, но мне казалось еще более странным увидеть целую толпу монахов, стакнувшихся, чтобы сказать явную ложь.

Когда Солиман II шел на Белград, к нему однажды подошла какая-то деревенская женщина и пожаловалась, что ночью, когда она спала, солдаты султана угнали ее скот. Султан засмеялся и сказал, что, верно, она очень уж крепко спала, коли ее можно было так обворовать.

– Да, государь, я спала, – отвечала женщина, – но спала, положившись на бдительность, с какой вы охраняете общую безопасность и покой.

Слово было смелое, но Солиман был великодушен и вознаградил жалобщицу.

Один купец, по имени Жан, часто имея дела с Людовиком XI, бывал у него, и король принимал его всегда очень ласково, даже приглашал к своему столу. Ободренный королевским вниманием купец вздумал попросить себе дворянства. Людовик охотно исполнил его просьбу, но с этой минуты его обращение с купцом резко изменилось; король словно перестал даже замечать его присутствие. Однажды новоиспеченный дворянин не вытерпел и сказал об этом королю, слезно жалуясь, что он такой немилости ничем не заслужил.

– Видите ли, господин дворянин, – ответил ему король, – когда я раньше обедал с вами, вы для меня были первым человеком в вашем тогдашнем звании; теперь же в новом звании вы – последний, и другим будет обидно, если я выкажу вам особое внимание.

Происшествие Людовика XI с астрологом принадлежит к числу очень известных в прошлом анекдотов. Этот кудесник предсказал, что дама, в которую король был влюблен, умрет через восемь дней. Так оно и случилось. Тогда Людовик призвал к себе астролога, заранее приказав своей страже по поданному знаку схватить его и выбросить за окошко. Когда звездочет предстал перед ним, король сказал:

– Ты, так хорошо знающий и предсказывающий судьбу других людей, знаешь ли ты свою собственную судьбу, можешь ли сказать, сколько времени тебе осталось жить?

Астролог, вероятно предупрежденный об участи, которая ему была уготована, не сморгнув глазом отвечал:

– Я умру за три дня до вашей кончины, государь!

Этот ловкий ответ так подействовал на суеверного короля, что он тотчас же отменил свое распоряжение.

Далеко не так благополучно отделался итальянский звездочет, который вздумал предсказать близкую смерть Иоанну Гадеасу, герцогу Миланскому:

– Как ты узнал об этом? – спросил его герцог.

– По звездам, тайны которых открыты мне, – отвечал шарлатан.

– А сам долго проживешь? – спросил герцог.

– Моя планета сулит мне долгую жизнь.

– Ну, так не верь своей планете, – сказал ему герцог, – ты умрешь сию же минуту.

И он приказал немедленно его повесить.

Очень остроумно распорядился астролог великого могола Шах-Гехана. Один из сыновей этого восточного владыки был страстным любителем и почитателем астрологии, и Дарах (так звали звездочета) предсказал ему, явно рискуя собственной жизнью, что он будет на троне. А принц втайне этого добивался. Когда же близкие Дараху ставили на вид всю опасность положения, в какое он себя ставит этим рискованным предсказанием, тот отвечал:

– Какая же мне может угрожать опасность? Ведь будет что-нибудь одно – либо он станет царем, и тогда он меня наградит, либо будет побежден, и тогда погибнет и, мертвый, будет уже не страшен мне.

Интересно приключение астролога Генриха VII, короля английского. Король спрашивал его:

– Знаешь ли ты, где я проведу рождественские праздники?

Астролог отвечал, что не знает.

– Я искуснее тебя, – сказал ему король, – я знаю, что ты проведешь праздники в Лондонской башне.

И он немедленно распорядился заточить туда звездочета.

Людовик XI знал необыкновенную слабость своего любимца, епископа шартрского, к сутяжничеству, много раз уговаривал его бросить тяжбы и однажды выразил желание помирить его со всеми его врагами.

– Ах, государь, молю вас, оставьте мне хоть два-три десятка тяжб, собственно для развлечения, – ответил ему сутяга.

Людовик XI опрятностью не отличался. Однажды на его одежде появилось, например, весьма упитанного вида серое насекомое. Кто-то из телохранителей, заметив это, приблизился к королю, снял паразита и быстро устранил.

– Что там такое? – полюбопытствовал король.

Гвардеец думал отмолчаться из вежливости, но король настаивал, и тот должен был объявить, что поймал и предал казни… вошь.