Остроумие мира

Итак, король однажды ел в присутствии Доминика. Заметив своего любимца в толпе, почтительно созерцавшего его застольные подвиги, король, указывая на одно блюдо, сказал лакею:

– Передайте это блюдо Доминику.

А блюдо было роскошное, серебряное, вызолоченное. Доминик это сейчас же заметил и, воспользовавшись тем, что король употребил слово «блюдо», быстро спросил его:

– Вместе с куропатками, государь?

– Вместе с куропатками, – согласился рассеянный король.

Людовик XIV любил, когда его превозносили, но все же обладал чувством меры. Так, однажды, когда ему преподнесли список тем для конкурсного состязания, составленный академией, и он увидал в числе этих тем вопрос: «Какая из всех добродетелей короля заслуживает особого предпочтения?» – он его с неудовольствием вычеркнул.

Но тонкую лесть он любил. Однажды, когда король вышел победителем в какой-то битве и по этому случаю его сын был освобожден в тот день от занятий, мальчик сказал ему:

– Государь, если меня будут увольнять от занятий при каждой вашей победе, то я боюсь остаться круглым невеждой.

Когда Людовик XIV порешил изгнать кальвинистов из Франции, он при этом будто бы сказал:

– Мой дед любил гугенотов и не боялся их; мой отец не любил их и боялся; я и не люблю, и не боюсь их.

Людовик XIV говаривал, что каждый раз, когда он дает комунибудь хорошую должность, он создает девяносто девять недовольных и одного неблагодарного.

Герцог Мазарен впал в преувеличенную набожность и, как это иногда бывает с такими чрезмерно увлекшимися, довел себя до галлюцинаций. Однажды он неожиданно возвестил королю Людовику XIV, что ему явился архангел Гавриил и повелел передать королю, чтобы он оставил свою фаворитку Лавальер.

– Он и мне тоже являлся, – ответил король, – и объявил, что вы с ума спятили.

Люксамбур, один из талантливейших боевых генералов Людовика XIV, был горбат. Какой-то из немецких генералов, часто имевший стычки с Люксамбуром, говорил про него с величайшим ожесточением:

– Неужели мне ни разу не удастся поколотить хорошенько этого горбача? Когда Люксамбур узнал об этом, он воскликнул:

– Горбача! Да почем же он знает, что я горбатый, я ни разу не показывал ему тела.

Какой-то придворный при Людовике XIV был предметом общих насмешек как человек, совершенно неспособный… к продолжению своего рода. Особенно часто трунил над ним известный остряк писатель и академик Бансерад. И вот, встретив однажды Бансерада, этот господин с самодовольным видом возвестил ему:

– Вот вы все надо мной насмехаетесь, а жена моя вчера меня порадовала наследником.

– Позвольте, да кто же смел сомневаться в вашей супруге, – возразил Бансерад.

В 1672 году Людовик XIV стоял под стенами Амстердама, обложив город кругом. Жители были в отчаянии, они порешили, что пришел конец не только их городу, но и всей Голландской республике. Городские власти собрались на последнее совещание, на котором и постановили – сдать город французскому королю и поднести ему городские ключи.

Когда отбирали голоса и уже обошли всех, заметили старичка-бургомистра, который мирно почивал, убаюканный бурными прениями. Его, разумеется, растолкали с негодованием, и он, отряхнув сон, полюбопытствовал, на чем же порешили.

– Постановили пойти и поднести французскому королю ключи.

– А он их уже требовал? – спокойно осведомился старичок.

– Нет еще, – отвечали ему.

– Так с какой же стати ему их отдавать?.. Подождем, по крайней мере, когда он их потребует!

Этот простой и мудрый совет, к счастью, был принят и спас город и республику.

Когда Ленотру было поручено составить план версаль ского парка, он, наметив главные части работы, повел Людовика XIV в парк, чтобы показать ему на месте расположение частей. Король был в совершенном восторге от его плана и после обзора каждой части плана в восхищении повторял:

– Ленотр, я жалую вам за это двадцать тысяч франков.

После четвертого «жалования» Ленотр, человек редкого бескорыстия, заметил королю с некоторой резкостью:

– Ваше величество, если так пойдет дальше, то я боюсь, что разорю вас!

Людовик XIV очень любил аббата Брюи; зная, что старый патер страдает слабостью зрения, он иногда спрашивал у него, как тот себя чувствует, поправляются ли у него глаза.

– Благодарю вас, государь, – отвечал старик, – мой племянник-доктор уверяет меня, что теперь я стал лучше видеть.

Прогуливаясь однажды по версальскому парку с Мансаром, строителем замка, и Ленотром, создателем парка, Людовик, любуясь фасадом здания, сказал своим спутникам очень лестную любезность: оба вы, дескать, сделали свое дело так, что лучше невозможно себе и представить, создали вещи, достойные всеобщего удивления.

– Государь, – отвечал ему Ленотр, – есть на свете нечто, еще более достойное удивления и редкостное.

– Что же именно? – полюбопытствовал Людовик.

– Король, величайший в мире, удостоивающий добродушной беседой своих каменщика и садовника.