Остров

Кто, черт побери, растил его все это время? И чья это проблема? Не моя.

— Разбуди меня через десять месяцев, — говорю я.

* * *

Он словно никуда не уходил. Я снова прихожу на мостик, а он уже там, смотрит на тактический дисплей. DHF428 заполняет Бак — разбухший красный глаз, который превращает лицо моего сына в маску дьявола.

Он бросает на меня краткий взгляд. Глаза расширены, пальцы подергиваются, словно через них пропускают ток.

— Фоны ее не видят.

Я еще не совсем отошла после сна.

— Не видят что?

— Последовательность! — голос у него на грани паники. Он покачивается вперед-назад, перемещает вес с ноги на ногу.

— Покажи.

Дисплей разделяется пополам. Теперь передо мной светятся два клонированных красных карлика, размером с оба моих кулака каждый. Слева он такой, каким его видит «Эри»: DHF428 по-прежнему мигает, как он это делал (предположительно) все последние десять месяцев. Справа — композитное изображение, переданное составным глазом: интерферометрическая решетка, построенная из множества точно расположенных фонов, все их рудиментарные глаза теперь распределены слоями и совместно выдают картинку, близкую к высокому разрешению. С обеих сторон контраст усилен так, чтобы бесконечное подмигивание красного карлика стало видно невооруженному человеческому глазу.

Но только подмигивание видно лишь в левой части дисплея. Справа звезда светится ровно, как свечка.

— Шимп, возможно ли, что чувствительности решетки недостаточно, чтобы увидеть эти флуктуации?

— Нет.

— Хм-м… — Я стараюсь представить какую-нибудь причину, из-за которой шимп мог солгать.

— Какая-то бессмыслица, — жалуется сын.

— Смысл есть, — бормочу я, — если мигает не звезда.

— Но она мигает… Ты же это видишь… погоди, ты хочешь сказать, что есть нечто позади фонов? Между… между ними и нами?

— Угу.

— Какой-то фильтр. — Дикс немного успокаивается. — Но разве мы его не увидели бы? Разве фоны не наткнулись бы на него, следуя к звезде?

Я перехожу на командный голос, каким общаюсь с шимпом:

— Какое сейчас поле зрения у курсового телескопа «Эри»?

— Восемнадцать микроградусов, — отвечает шимп. — При текущем расстоянии до звезды поперечник конуса составляет 3,34 световой секунды.

— Увеличь до ста световых секунд.

Изображение разбухает, уничтожая прежнее, разделенное на две части. На мгновение звезда снова заполняет Бак, окрашивая все на мостике в темно-красные тона. Затем съеживается, точно съедаемая изнутри.

Я замечаю какую-то нечеткость картинки.

— Можешь убрать этот шум?

— Это не шум, — сообщает шимп. — Это пыль и молекулярный газ.

Я удивленно моргаю.

— Какая у него плотность?

— Сто тысяч атомов на кубометр. На два порядка больше туманности.

— Почему он такой плотный? — Мы наверняка заметили бы любое небесное тело, достаточно массивное, чтобы удерживать возле себя столько материала.

— Не знаю, — признается шимп.

У меня возникает тошнотворное ощущение, что мне известен ответ.

— Настрой поле зрения на пятьсот световых секунд. Повысь усиление условных цветов в ближней инфракрасной области.

Космос в Баке становится зловеще темным. Крошечное солнце в центре, теперь размером с ноготь, сияет с возросшей яркостью: раскаленная жемчужина в мутной воде.

— Тысяча световых секунд, — командую я.

— Вот оно, — шепчет Дикс.

Края Бака теперь вновь по праву занимает дальний космос: темный, чистый, первозданный. DHF428 располагается в центре тусклой сфероидной завесы. На такие иногда натыкаешься — это ненужные ошметки звезды-спутника, чьи конвульсии извергают газы и излучение на световые годы. Но 428 — не останки новой звезды. Это красный карлик, безмятежный и мирный, звезда среднего возраста. Ничем не примечательная.

Если не считать того факта, что она сидит точно в центре разреженного газового пузыря диаметром 1,4 астрономической единицы, то есть 210 миллионов километров. И того, что этот пузырь постепенно не рассеялся, не растаял в космической ночи. Нет, если отбросить вероятность серьезной неисправности дисплея, то получается, что эта небольшая сферическая туманность расширилась от центра до диаметра примерно в триста пятьдесят световых секунд, а затем просто остановилась, и границы ее намного более четкие, чем на то имеет право природное явление.

Впервые за тысячу лет я жалею, что не подключена к компьютеру нейронным шунтом. У меня уходит целая вечность, чтобы набрать движениями глаз параметры поиска на клавиатуре в голове и получить ответы, которые мне уже известны.

Компьютер выдает цифры.

— Шимп, повысь яркость условных цветов для волн 335, 500 и 800 нанометров.

Ореол вокруг 428 вспыхивает, как крылышко стрекозы на солнце. Как радужный мыльный пузырь.

— Оно прекрасно, — шепчет мой пораженный сын.

— Оно способно к фотосинтезу, — сообщаю я.

* * *