Остров

– Клаудия, милая, я так рада… – Она, словно клещи, протянула ко мне руки, и мне не оставалось ничего другого, как поцеловать ее. – Рафаэль сказал мне, что ты здесь. Ты не знакома с моей снохой? Селия… Клаудия Эстрада.

Жена Грегорио была невысокой девицей, причесанной и одетой без малейшего намека на вкус, но диковатое, будто недовольное, выражение ее лица не было неприятным. Этот брак был, несомненно, сделкой между их семьями, но в двадцать лет ей, видно, претило играть, как того требовали приличия, роль гордой и разочарованной жены.

– Мы сидим здесь уже часа три, не меньше, – вздохнула Хосефа. – Боже, как жарко!

Я села рядом на траву, и Хосефа, по обыкновению, начала городить ерунду. Я поняла; что долго не вынесу, повернулась к Селия и сказала: «Вы молоды и красивы. Отчего вы так плохо следите за собой?» Она смутилась, как девочка, и я взяла ее за руку: «Ладно, ладно, идемте со мной… Я помогу вам прихорошиться». Мы вошли в дом – в огромный зал, полный медной утвари и ковров, – и я причесала ее, смыла румяна со щек и тщательно очертила ее губы помадой. Ее покорность умиляла меня – она была точно околдована моей решительностью, – потом я подвела ее к зеркалу. Селия стала совсем другой, несмотря на смешную безвкусицу ее блузы. Она осматривала себя долго и с опаской. «Вы не должны так одеваться. Ваш наряд старит вас». «Это подарок свекрови», – ответила Селия. Гордая своей работой, я сказала: «Разве вам не достаточно одного Грегорио?»

Оставив ее изумленной и счастливой, я пошла поздороваться с Мигелем. Он сидел с отсутствующим видом, лениво развалясь на кушетке, а Магда издали ободряюще улыбалась мне. Тут же подошла Долорес.

– Можешь объяснить, какого дьявола ты сидишь с такой физиономией?

Мигель казался совершенно потерянным и не ответил ей.

– Ты смешон, слышишь? Скучно, так уйди с глаз долой. У тебя молодая жена. Если тебя не будет, она сможет найти себе кого-нибудь.

– Я говорю ей то же самое, – пролепетал Мигель.

– Вот видишь! Мы сходимся в одном. Никто не хочет видеть кислые лица. Или твои деньги ни на что не годятся?

В это время Магда на цыпочках вбежала в дом. На улице быстро темнело, и я услышала приглушенный смех и шепот. Готовился какой-то сюрприз. Глаза Мигеля блестели, будто стеклянные. Наступила короткая пауза, над садом нависла тишина. Потом раздался резкий звук трубы, и на террасу с криками высыпала целая банда шутов.

* * *

Там были все: Валтасар, Роман, Лаура, белокурая американка, восхищавшаяся испанцами, и еще несколько незнакомых мне людей; все нарядились в туники до пят, на головах красовались колпаки и абажуры. У Чичо в руках была игрушечная труба, и он извлекал из нее резкие, неприятные звуки. Валтасар развернул свиток. «Тихо! Тише!» – потребовало несколько голосов. С минуту еще стоял гомон, прекратившийся так же внезапно, как и начался.

– Внимание! – сказал Роман. – Сейчас перед нами выступит Валтасар. Всем снять головные уборы.

Все повиновались, Валтасар, зевнув, расправил свиток и поднес его к глазам. Оказалось, что он держит его вверх ногами, и он извинился с шутовскими гримасами. Затем одним духом выпалил:

– Официальный государственный бюллетень. Совет министров. Закон об общественном порядке.

Параграф первый: категорически запрещается скучать.

Параграф второй: все скучающие должны оставить страну в течение десяти секунд.

Параграф третий: закон вступает в силу немедленно на территории всего государства и во всех замках.

От Совета министров подписал и скрепил печатью генерал-лейтенант жандармерии дон Валтасар Алонсо Мела.

Раздались протестующие голоса, свист, и Валтасар, глядя на циферблат своих часов, начал считать.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять!

Затем, приложив к глазам руку козырьком, огляделся и спросил:

– Кто-нибудь ушел?

Никто не сдвинулся с места.

– Итак, – провозгласил он, – мы все веселы.

Вновь раздался радостный шум, и вновь колпаки полетели в воздух. Магда, которая в сумерках незаметно присоединилась к ним, тоже смеялась и хлопала в ладоши.

Я искоса наблюдала за Мигелем, и его улыбка вызывала во мне жалость. Сарказм Долорес, казалось, глубоко ранил его, он выглядел, как больной под наркозом. Я обратилась к нему, желая его растормошить, но поняла, что все мои ухищрения напрасны. К нам подошла Лаура, волоча простыню по земле.

– Ну как, – сказала она, – хорошо провели время?

Она взяла меня под руку, увлекла на галерею и, как я и ожидала, начала разговор о Долорес:

– Ты заметила, как она на нас смотрела? Уверяю: она имеет зуб на меня. Предложила вчера пойти в Ремо, потому что знала, что мы там будем, а сама, когда он пригласил ее танцевать, отказалась, чтобы его унизить.

И хотя я молчала, желая прекратить этот разговор, Лаура рассказала, что Роман оставил ее в три часа ночи, чтобы поразмыслить одному над поведением Долорес, а хорошенько поразмыслив, опять явился к ней.

– Я спала как убитая, и вдруг – представляешь как я напугалась? – слышу голоса в саду… Бедняжке пришлось перепрыгнуть ограду и ждать меня бог знает сколько времени. Почему ты смеешься?