Остров

Хотя немцы редко осмеливались выходить наружу после наступления темноты, мужчины по очереди несли вахту у дверей бара. Они говорили долго, засидевшись за полночь, пока наконец воздух в баре не стал густым от дыма, а на столах не выстроился целый лес серебристых бутылок из-под ракии. Англичане, зная, что для них стало бы смертельной ошибкой появиться в деревне при дневном свете, собрались уходить еще до рассвета. Несколько тысяч союзников были переправлены в Александрию за несколько дней до того, а те, кто остался, старались не попасть в руки немцев, чтобы благополучно вести разведывательную работу. Англичане же должны были добраться до Ситии, где уже высадились итальянцы.

На взгляд англичан, прощание и объятия были слишком пылкими для столь краткого знакомства, но для греков такое проявление чувств дело обычное. Пока мужчины разговаривали и пили, несколько женщин пришли в бар с мешками провизии, такими тяжелыми, что солдаты едва смогли их поднять. Этого должно было хватить по меньшей мере недели на две, и англичане просто не знали, как выразить свою благодарность.

– Эфхаристо, эфхаристо, – снова и снова повторял один из них, знавший лишь это слово по-гречески.

– Да не за что благодарить, – твердили деревенские, – вы же нам помогаете. Это мы должны вас благодарить.

Пока все еще сидели в баре, Антонис Ангелопулос, старший из братьев Фотини, ускользнул и отправился домой, чтобы собрать кое-что: острый нож, шерстяное одеяло, сменную рубашку и свое оружие – маленький пистолет, подаренный ему отцом на восемнадцатилетие. В последнюю минуту он прихватил еще деревянную дудку, всегда лежавшую на полке рядом с самой драгоценной вещью отца – резной лирой. Это была тиаболи – деревянная флейта, на которой он играл с детства, а поскольку Антонис не знал, когда вернется домой, то не захотел оставлять ее.

Как раз в тот момент, когда он застегивал пряжки ремней на своей кожаной сумке, в дверях появилась Савина. Все жители Плаки мало спали в последние несколько дней. Люди были насторожены, полны тревоги, их время от времени поднимали с постелей вспышки в небе, говорившие о том, что вражеские бомбы падают на их города и села. Как можно спать, когда они почти уверены в том, что и их собственные дома вскоре запылают огнем, если они то и дело слышат грубые голоса немецких солдат, поселившихся в конце улицы? Савина тоже лишь дремала и сразу проснулась, услыхав шаги по твердому земляному полу и скрежет металла по шершавой стене, когда сын снимал пистолет с крючка, на котором тот висел. Конечно, Антонис совсем не хотел, чтобы мать его увидела. Она ведь станет его отговаривать.

– Что это ты делаешь? – спросила Савина.

– Хочу им помочь. Провожу этих солдат – они же заблудятся в горах, если с ними не пойдет тот, кто знает местность.

Антонис говорил с вызовом, как человек, ожидающий яростного сопротивления. Но к немалому своему удивлению, вдруг понял, что мать согласно кивает. Конечно, ее желание защитить сына было таким же сильным, как всегда, но она знала, что он поступает правильно.

– Ты прав, – сказала Савина и добавила с полным убеждением: – Это наш долг – поддержать их, как только можем.

Савина на мгновение сжала сына в объятиях, и он ушел, боясь упустить четверых чужаков, которые могли уже выйти из деревни.

– Будь поосторожнее, – негромко произнесла в темноту мать, хотя парень уже отошел слишком далеко. – Пообещай мне, что будешь осторожен.

Антонис бегом вернулся в бар. Солдаты уже вышли на площадь, последние слова прощания были произнесены. Он поспешил к ним.

– Я вас провожу, – сообщил он англичанам. – Вам нужен тот, кто знает все пещеры, расселины в ледниках и ущелья. Одни вы там можете погибнуть. Я научу вас, как выживать в горах – как найти птичьи яйца, съедобные ягоды и воду в таких местах, где вы и искать бы не стали.

Солдаты что-то одобрительно пробормотали, когда знавший греческий язык товарищ перевел им слова Антониса, а переводчик шагнул вперед.

– Там весьма опасно. Мы это уже поняли, на собственном опыте научились. Мы тебе очень благодарны.

Павлос держался в сторонке. Как и его жена, он буквально терял голову от страха за своего первенца, но и восхищался им. Он растил своих сыновей, рассказывая им все об окружавшем их мире. Опыт Антониса поможет англичанам, ведь сын чувствовал себя в горах как дома. Он знал, какими растениями можно отравиться, а какие можно есть, из листьев каких кустов можно изготовить отличный табак. Гордясь храбростью Антониса, тронутый его энтузиазмом, Павлос обнял сына, а потом, прежде чем пятеро мужчин отправились в путь, повернулся и пошел домой, зная, что его ждет Савина.

Гиоргис обо всем этом рассказал Элени, когда очутился на острове на следующий день.

– Бедняжка Савина! – хрипло воскликнула Элени. – Она, должно быть, заболела от тревоги!

– Но кто-то ведь должен был это сделать. А этот юноша готов к приключениям, – беспечным тоном произнес Гиоргис, стараясь немного смягчить впечатление от ухода Антониса.

– Но как долго он будет отсутствовать?