Антонис весь блестел от пота. На лбу выступили капли, рубашка прилипла к спине. Стоял всего лишь конец мая, но жара уже была невыносимой. Антонис с независимым видом откупорил бутыль, сделанную из сухой тыквы, и глотнул воды.
Анна… До прошлой недели Антонис почти не замечал ее, совершенно о ней не думал, но в тот вечер, в праздник святого, эта девушка пробудила в нем такую страсть, что Антонис почти лишился сна. Он снова и снова мысленно повторял момент их объятия. Это длилось каких-то десять минут, а может, и меньше, но для Антониса каждая пролетевшая секунда была целым днем. А потом все закончилось. Прямо у него на глазах его лишили всякой надежды. Антонис наблюдал за Андреасом Вандулакисом с той минуты, как тот приехал в деревню, видел, как Андреас танцевал с Анной. Линия фронта еще не обозначилась, а он уже знал, что война проиграна. Обстоятельства были против него.
Антонис ленивым шагом направился к Андреасу, который, впрочем, не обратил никакого внимания на нюансы его поведения.
– Ты ведь живешь в Плаке? – спросил Андреас. – Я хочу, чтобы ты доставил вот это. Сегодня. – Он протянул Антонису конверт. Антонису и смотреть было не нужно, чтобы понять, чье имя на нем написано.
– Ну, передам как-нибудь, – ответил он с притворным равнодушием, складывая конверт пополам и засовывая его в задний карман штанов.
– Я хочу, чтобы ты передал это сегодня! – сурово произнес Андреас. – Так что не забудь.
Мотор его грузовика громко взревел, и Андреас быстро уехал, превращая пересохшую землю в серое облако, что надолго повисло в воздухе, наполняя легкие Антониса пылью.
– Да какого черта я должен тащить это проклятое письмо? – закричал Антонис, когда Андреас уже исчез из вида. – Пропади ты пропадом!
Он прекрасно понимал, что это письмо лишь усилит его собственные горести, но знал и то, что у него нет выбора, кроме как передать его Анне. Андреас Вандулакис быстро узнал бы, если бы Антонис не выполнил его поручение, и за это пришлось бы всерьез расплатиться. Весь этот долгий день конверт шуршал в кармане Антониса. Конверт даже потрескивал, когда Антонис садился, и он мучился желанием разорвать его, смять в ком и швырнуть куда-нибудь в канаву или бросить в маленький костер, который он развел, чтобы сжечь разные мелкие ветки, оставшиеся от рубки, и наблюдать за тем, как тот сгорает. Но чего Антонису совсем не хотелось, так это вскрыть конверт. Он бы просто не нашел в себе сил, чтобы прочитать записку. Да ему это и не нужно было. И так совершенно ясно, о чем там говорится.
Анна очень удивилась, увидев на крыльце своего дома Антониса. Он постучал в дверь, надеясь, что Анны нет дома, но она сама вышла на порог с той же широкой улыбкой, которой одаряла без разбора всех, кто только встречался ей на пути.
– У меня письмо для тебя, – сообщил Антонис прежде, чем Анна успела заговорить. – От Андреаса Вандулакиса.
Имя буквально застряло у него в горле, но Антонис ощутил даже некоторое удовлетворение оттого, что сумел его произнести, никак не выдав своих чувств. Глаза Анны расширились от изумления.
– Спасибо, – сказала она, беря теперь уже смятый до невозможности конверт и стараясь не встречаться с Антонисом взглядом.
Анна держалась так, словно забыла об их лихорадочных объятиях. Неужели для нее это ничего не значило, гадал Антонис. В тот момент могло показаться, что это начало чего-то особенного, но теперь он видел, что поцелуй, значивший для него так много, наполнивший его ожиданием и предвкушением, для Анны был лишь мгновением случайного наслаждения.
Анна переступила с ноги на ногу, и Антонис понял, что ей не терпится распрощаться с ним. Сделав шаг назад, она откланялась и закрыла дверь. Дверь хлопнула так, словно Анна дала Антонису пощечину.
Оказавшись внутри, Анна села на низкий столик и дрожащими руками вскрыла конверт. Ей хотелось насладиться этим моментом. Что она рассчитывала найти внутри? Открытое изъявление страсти? Слова, которые воспламенили бы листок бумаги, будто какой-нибудь фейерверк? Нежности, такие же трогательные, точно вид падающей звезды в ясную ночь? Как и все восемнадцатилетние девушки, Анна ожидала поэтичности и была весьма разочарована письмом, легшим на стол перед ней.
Хотя содержание письма и взволновало Анну, потому что еще на шаг приблизило ее к бегству из Плаки, официальный тон ее охладил. Наверное, письмо так выглядит, потому что Андреас наслаждается своим высоким образованием и тем, как он умеет обращаться со словами, вот только чувств в этой торопливо нацарапанной записке было не больше, чем в учебнике грамматики древнегреческого языка, о котором Анна с радостью забыла, едва закончив школу.