Остров

Отец и дочь сидели молча, их худшие опасения оправдались. И оба уже мысленно видели Спиналонгу, теперь не сомневаясь в том, что остров станет последним прибежищем Марии, ее судьбой. Девушка поначалу сходила с ума от тревоги, но за последние дни постаралась убедить себя в том, что все обойдется, все будет хорошо. Потому что воображать худшее было выше ее сил.

Киритсис понимал, что именно он должен нарушить молчание, повисшее в его кабинете, и когда ужасная новость улеглась в умах отца и дочери, он постарался немного их утешить:

– Для вас это страшная новость, и мне очень жаль, что пришлось вам ее сообщить. Но возможно, вас немного ободрит то, что в изучении лепры произошли большие сдвиги. Когда заболела ваша жена, кириос Петракис, имевшиеся методы лечения, на мой взгляд, были чрезвычайно примитивны. Но в последние годы наметился большой прогресс в медицине, и, я надеюсь, это принесет вам пользу, деспинеда Петракис.

Мария упорно смотрела в пол. Она слышала голос доктора, но так, будто Киритсис находился где-то далеко-далеко. И только услышав собственное имя, подняла голову.

– По моему мнению, – говорил доктор, – должно пройти лет восемь или даже десять, пока ваша болезнь разовьется. Ваш тип бациллы – невральный, и, если в остальном вы будете пребывать в добром здравии, она не разовьется в лепроматозный тип, то есть в бугорковую проказу.

«О чем он говорит? – думала Мария. – Что я проклята, обречена на смерть, но мне понадобится много времени, чтобы умереть?»

– Так что же… – Ее голос прозвучал тише шепота. – Что же дальше?

Впервые с того момента, как она вошла в этот кабинет, Мария посмотрела прямо на Киритсиса. По его взгляду она поняла, что он не боится правды и скажет ее не колеблясь. А ей, ради отца, не ради себя самой, следовало быть храброй. Она не должна плакать.

– Я напишу доктору Лапакису письмо с объяснением ситуации, и на следующей неделе или около того вам придется перебраться в колонию на Спиналонге. Наверное, не стоит напоминать, но я все же посоветовал бы вам как можно меньше говорить об этом, разве что самым близким людям. Люди до сих пор мало что понимают в проказе и думают, что могут подхватить ее, просто находясь с вами в одной комнате.

Тут заговорил Гиоргис:

– Мы все понимаем. Невозможно жить напротив Спиналонги и не знать, что люди думают о проказе.

– Да, их предубеждения полностью противоречат научным данным, – постарался успокоить его доктор. – Ваша дочь могла подхватить лепру где угодно и когда угодно. Но, боюсь, большинство людей слишком невежественны, чтобы это понимать.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Гиоргис. – Доктор уже сказал все, что нам нужно знать.

– Да, спасибо… – ответила Мария.

Девушка уже полностью овладела собой. Она знала, где ей придется провести всю оставшуюся жизнь. Не с Маноли поблизости от Элунды, а в одиночестве на Спиналонге.

На мгновение Марию охватило желание покончить со всем этим. Всю последнюю неделю она жила в неопределенности, но теперь знала, что произойдет дальше. Все стало даже слишком определенным.

Киритсис открыл перед ними дверь кабинета.

– И вот еще что, – сказал он. – Я постоянно переписываюсь с доктором Лапакисом и вскоре снова начну посещать Спиналонгу. Так что, сами понимаете, я буду участвовать в вашем лечении.

Отец и дочь выслушали слова утешения. Доктор был очень добр и внимателен, только им это ничем не могло помочь.

Мария и Гиоргис вышли из госпиталя под яркое полуденное солнце. Вокруг них люди спешили по своим делам, равнодушные к горю двоих, стоявших на улице. Жизнь всех этих людей была сейчас точно такой же, какой она была этим утром. Для них ничего не изменилось, день выглядел самым обычным. Как завидовала Мария рутине их повседневных забот, всему тому, что для нее через несколько дней будет потеряно навсегда. За какой-то час ее жизнь и жизнь ее отца стали совершенно другими. Они приехали в госпиталь со слабой надеждой, а уезжали без нее.

Молчание казалось самым легким способом спрятать свои чувства. По крайней мере, на время. Но примерно через час обратной дороги Мария заговорила:

– Кому мы сообщим прежде всего?

– Мы должны сказать Маноли, потом Анне и всем Вандулакисам. А потом уже незачем будет что-то говорить. И так все узнают.

Они поговорили о том, что необходимо сделать до отъезда Марии. Дел оставалось немного. Поскольку должна была состояться свадьба, все уже было готово к тому, чтобы Мария покинула отчий дом.

Когда они вернулись в Плаку, перед их домом стояла машина Анны. Сестра была последним человеком в мире, которого Мария хотела бы видеть прямо сейчас. Она бы предпочла общество Фотини. Но у Анны все еще оставались ключи от дома, и она ждала их внутри.

Уже начало темнеть, и Анна сидела в сумерках, ожидая возвращения отца и сестры. В том, что новости плохи, сомнений быть не могло. Их мрачные лица сразу сказали все, но Анна, бесчувственная, как обычно, нарушила их молчание.

– Ну? – спросила она. – Какие результаты?

– Результаты положительные.