Остров

У нашего поколения нет идеи, ни большой, ни маленькой, и мы работаем только на себя. Не видно цели, ради достижения которой можно было бы, как нашим предкам, идти на жертвы, терпеть и превозмогать. «Бери от жизни всё!», «Не дай себе засохнуть!», «Оторвись по полной!» ― какие задачи ставятся перед людьми, такой и получается результат. Жизнь наша, по большому счёту, лишена смысла. Какую идею мы преследуем в бесконечной погоне за деньгами и «успехом»? Ещё неизвестно, кто более успешен ― Вадим со своим «английским» сыном или Клавдия, у которой трое прекрасных детей.

Дети ― это единственное, ради чего следует жить в наше безыдейное время. Только они могут придать жизни смысл. С точки зрения матери-Природы (если у неё есть точка зрения и мы способны её понять) единственное предназначение человека, как и любого другого живого существа, ― оставить потомство и тем самым обеспечить дальнейшее существование своего вида. Всё, вокруг чего мы мельтешим и суетимся всю жизнь ― карьера, накопление материальных благ, борьба за влияние и власть ― в конечном счёте служит достижению этой цели, поставленной перед человеком Природой.

В наше негероическое, бездуховное и безыдейное время рождение и воспитание ребёнка как раз и может стать той Идеей, бескорыстное служение которой наполнит смыслом моё существование. Подспудно я чувствовал это уже давно, но только сейчас понял со всей определённостью. Наверно, я достиг возраста, когда мужчина задумывается о своём предназначении. Ведь незаметно может подкрасться старость — период жизни, когда смогу купить себе всё, что захочу, но… ничего не буду хотеть!

Мужчине нужен сын — продолжение его веточки на генеалогическом древе человечества. Продолжатель его самого ― ведь дети делают нас в каком-то смысле бессмертными. Я научу сына всему тому, что знаю сам. Растолкую истины, открывшиеся мне после всех совершённых ошибок. Предостерегу от поступков, негативные последствия которых проявляются не сразу, а только со временем. Помогу закалить волю и развить интеллект. Постараюсь уменьшить количество неудач на его пути. Он у меня будет смотреть добрые мультики и старые фильмы, вместо увлечения компьютерной дурью приучу его читать книги — те, которые сам читал в детстве. А учиться отправлю не в Англию, а на Остров! Шутка… Хотя для его физического и нравственного здоровья это было бы наилучшим решением. Я должен сделать так, чтобы мой сын, когда вырастет, постоянно ощущал свою нужность. Тогда его жизнь всегда будет иметь смысл, прежде всего для него самого.

С созданием семьи и рождением сына всё встанет на свои места. Раздумья закончатся, вопросы отпадут, сомнения развеются. Я обрету цель, в моей жизни появится определённость. И даже когда мой сын вырастет и станет взрослым, ничего не изменится: его достижения будут и моими достижениями.

Вика, между прочим, поняла всё это раньше меня — сработала женская интуиция. Недаром она так рвётся забеременеть, для неё это наилучший способ раз и навсегда связать меня нерушимыми обязательствами. Она точно определила моё слабое место. Но Вика не учитывает одно немаловажное обстоятельство: я не могу допустить, чтобы ребёнок хоть что-то унаследовал от неё. Её вообще невозможно представить в качестве заботливой матери, она будет воспринимать ребёнка как обузу: он ведь требует времени и внимания, а когда в таком случае она будет заниматься своими ногтями?

Впрочем, на моё счастье, Вика не единственная женщина на свете. Есть и другие. И, кажется, я уже встретил ту, которая мне нужна…

…Однако, до чего же правильно наши предки назвали вечернюю зарю закатом — солнышко и в самом деле закатилось, как горошинка, за горизонт. Я был благодарен закату. Он помог мне упорядочить события последних дней, взбудоражившие и перевернувшие сознание. Помог понять нечто важное про себя: что не желаю я иметь никакого отношения к «креативному классу» и, тем более, «аристократам нового времени». Что на самом деле принадлежу к тем, кого Илья Сергеевич называет коллективистами. А причина метаний души проистекает из того, что до сих пор я ломал и насиловал свою природу, стараясь выработать в себе индивидуалистические наклонности.

Вадим прав в одном: жители Острова остались в двадцатом веке и никак не желают признавать реалии нынешнего времени. Да вот только неожиданно оказалось, что и мне люди и нравы прошлого века ближе, чем ценности рынка и все связанные с ним свободы. И моё место не в сегодняшнем душном мире индивидуализма, а в том, который сохранился в моей памяти и навсегда остался в веке двадцатом. Там я был среди своих ― среди людей, близких мне по мировосприятию, с тем же отношением к жизни, родных не по крови, а по духу. Мне с ними было нечего делить. Тогда люди помогали друг другу не потому, что это было им выгодно, а по велению души. Именно там, в том времени, мне было тепло и спокойно на душе.