От неожиданности истопник даже закашлялся, но быстро пришел в себя и деловито спросил:
— У тебя стиральная машина есть?
— Чево? — не поняла паломница и, не вставая с колен, удивленно уставилась на хозяина котельной.
— Машина такая, белье стирает, — пояснил истопник, — очень удобно.
— Нет, а что, надо купить?.. Так я куплю… У меня и сбережения есть, — в волнении затараторила женщина.
— Да, я не про то… Колготки-то, небось, руками стираешь?
— Руками, руками, батюшка, — часто закивала женщина.
— Так чего же ты на полу-то валяешься, у меня здесь чай не стерильно.
Женщина поднялась с колен и тупо уставилась на истопника. Так прошло довольно много времени.
— Ты чего, сюда смотреть пришла или язык отнялся? — строго спросил истопник.
— Ой, извините, батюшка, задумалась… — снова затараторила женщина, — пришла я сюда поговорить со святым старцем Анатолием, чтобы рассказать ему…
— Не святой он, — авторитетно заявил истопник.
— Ну?! — всплеснула руками женщина и начала испуганно вращать глазами.
— Точно, уж мне-то этого не знать. Я его как облупленного знаю. Мы с ним не первый годок вместе, — продолжал вещать истопник.
— Ну, — удивилась женщина, — а ты кто?
— Я-то, келейник его… Ну, навроде секретаря.
— Жаль, — сказала женщина после недолгих раздумий, — а я думала, он мне сон мой разъяснит.
— Ну, милая моя, это не к нам, это тебе к цыганам надо… Все что насчет гаданий и лошадей, это все к ним.
— Тогда хоть помолитесь за мужа моего покойного, безвинно убиенного во время Великой Отечественной Войны, а то часто он ко мне во сне являться стал.
— И чего говорит? — заинтересовался истопник.
— Ничего не говорит, стонет только, плохо ему, наверное, там, — и женщина благоговейно возвела очи к закопченному потолку кочегарки. — Я уж и заупокойную заказывала, не помогает, стонет и стонет.
— Ты его, небось, любила? — спросил истопник.
— Да я его и сейчас люблю, мы и прожить-то успели только полгодочка, а потом его и забрали… И вот я уже как есть, тридцать лет вдова, — сказала женщина, всхлипывая.
— Ладно, пойду спрошу, — сжалился истопник, — за такую любовь грех не попросить. Отец Анатолий хоть и не святой, но очень начитанный, — пояснил он свое неожиданное решение прихожанке, — я дверь не плотно прикрою, чтобы ты смогла весь наш разговор услышать.
В ответ женщина часто закивала головой.
— Так в каком году говоришь, голову сложил твой муж? — спросил истопник.
— В сорок четвертом, батюшка, в сорок четвертом…
— Ага, — задумчиво произнес истопник и скрылся за дверью кельи отца Анатолия, но на этот раз он оставил дверь не прикрытой плотно, поэтому женщине удалось расслышать разговор старца Анатолия и истопника.
Голос истопника. Пришла раба божья, просит помолиться за упокой убиенного воина… (кричит) Как звать-то воина?!
Женщина. Михаил.
Голос истопника. Как, как?!
Женщина. (кричит) Михаил!
Голос истопника. …за убиенного воина Михаила.
Голос отца Анатолия. Нечего заупокойные службы по живым заказывать.
Голос истопника. Как же это отец Анатолий, он же еще в сорок четвертом голову свою в брани сложил.
Голос отца Анатолия. Ничего он не сложил. В плен он попал, а после победы во Франции на поселение остался. Сейчас болеет, вот и вспоминает жену свою первую любимую. Хочет повстречаться с ней перед смертью.
На лице женщины, которая слышала весь этот разговор через приоткрытую дверь, изобразилось крайнее изумление.
Келья отца Анатолия представляла собой маленькую каморку, места в которой хватало только для того, чтобы стоя на коленях творить молитву перед иконами, которыми сплошь были увешаны стены каморки.
Истопник находился в каморке один и, стоя перед образами на коленях, разговаривал сам с собой на два голоса, как хороший актер.
— Что же ей теперь горемычной делать? — спрашивал истопник своим обычным голосом.
— Ясно чего, — отвечал он же, но голосом скрипучим, словно у древнего старика, — во Францию надо ехать, утешить страдальца перед смертью и рукой своею глаза ему закрыть.
— Спасибо, батюшка, что надоумил, вот спасибо, пойду, обрадую бедняжку, — сказал истопник своим обычным голосом и вышел из каморки обратно в котельную.
— Ну, все слышала? — строго спросил истопник паломницу.
Женщина часто закивала головой.
— Ну, вот и исполняй, — сказал истопник и посмотрел на показания манометров на котлах, после чего распахнул затвор одной из печей, взял лопату и принялся подкидывать уголь в огонь.
— Как же это, батюшка, — наконец, спросила женщина, — я и во Францию?
— А что ж тут такого, во Франции тоже люди живут, по земле ходят. В двенадцатом году казачки наши там были, говорят, понравилось им там очень. Я тебе, баба, прямо завидую, — и истопник перестал бросать уголь и мечтательно задумался, видимо представляя себе — какая она Франция.
— Да как же это батюшка, это же капстрана, меня и не выпустят.
— Тю, раскудахталась… Если отец Анатолий сказал, значит, выпустят, — авторитетно заявил истопник и снова принялся подбрасывать уголек.