Остров

— Пассажиры из соседних кают жалуются на шум. Уже поздно — вы мешаете им спать, — выпалил молодой человек, — если вы не прекратите, мы будем вынуждены принять меры.

Из-за двери раздались нечленораздельные возгласы.

— Простите, моя дочь больна, и…

— Если она больна, она должна находиться в больнице, а не совершать морские путешествия, — наставительно произнес молодой человек.

— Хорошо, я учту ваши пожелания, — холодно сказал старик, — а теперь скажите мне: с кем я разговариваю?

— Вы разговариваете с помощником капитана, — напыщенно произнес юноша.

— Я вижу, что вы помощник капитана, — с улыбкой ответил старик, — как ваше имя?

— Мое имя, — усмехаясь, ответил молодой человек, — Андрей Борисович Лагин, а вот вы кто?

— Меня зовут Яковлев Тихон Степанович, я контр-адмирал Северного флота.

Лицо помощника капитана вытянулось в изумлении, как впрочем, вытянулся и он сам, встав по стойке смирно.

— Простите, товарищ контр-адмирал, — пролепетал он, — я не знал, о том, что вы…

— Это ничего, — ободряюще улыбнувшись, ответил старик, — я понимаю. Со своей стороны обещаю сделать все возможное, для того чтобы шум прекратился. Вопрос исчерпан?

— Да, то есть… — сбился молодой человек, — разрешите доложить капитану, о том, что вы находитесь на борту?

— Разрешаю, — ответил старик, — только, ради Бога, прошу вас избавить меня от каких-либо знаков внимания. Я уже давно в отставке, и не помню, когда в последний раз надевал форму.

— Есть, — щелкнул каблуками помощник капитана, — разрешите идти?

— Идите.

Молодой человек, развернувшись на каблуках, почти строевым шагом направился к лестнице.

Старик проводил его взглядом и скрылся в свое каюте.

Когда он вошел, то увидел, что Настя на четвереньках стоит на полу и рукой закрывает рот, пытаясь сдержать тошноту.

— Старик снял пиджак и бросил его на койку, потом легко подхватил женщину на руки и вынес в коридор.

Он донес ее до двери, ведущей в гальюн, зашел в него и опустил ее перед унитазом. Женщину сразу же вырвало.

Старик вышел из гальюна, неся женщину на руках. Он донес ее до каюты и вошел. Сразу же уложил больную в койку, накрыл одеялом. Настя была бледной, но теперь выражение ее лица изменилось, она слабо улыбнулась, и прошептала:

— Спаси меня, папа.

Старик улыбнулся. Взгляд его был полон нежности, к дочери.

— Спи, тебе надо поспать, — сказал он, — завтра у нас тяжелый день.

Женщина кивнула и закрыла глаза. Старик полюбовался ею какое-то время. Потом надел пиджак и вышел из каюты.

По лестнице он поднялся на палубу, где все еще бушевала стихия, и не было ни одной живой души. Старик подошел к борту, стал смотреть на бушующее море. Полы его пиджака раздувал ветер, брызги от волн били в лицо. Вдруг старик страшно и протяжно крикнул навстречу стихии, это не был крик ярости, это был вопль отчаяния. Правда, его совсем не было слышно, потому что рев волн и свист ветра тут же поглотили звук. Через секунду лицо старика снова стало спокойным и бесстрастным. Он застегнул пиджак на все пуговицы, повернулся, собираясь вернуться к себе в каюту, но тут его взгляд случайно встретился с взглядом вахтенного матроса, закутанного в блестящий от дождя и брызг плащ, который на протяжении всей сцены с любопытством наблюдал за стариком. Не изменив выражения лица под взглядом матроса, контр-адмирал спокойно и с достоинством покинул палубу корабля и скрылся в надстройке.

Старец Анатолий проснулся в котельной на куче угля. Внутри котельной все осталось по-старому, но сильно изменился сам истопник, его высокая фигура сгорбилась, лицо потемнело и осунулось, борода была совсем седая, говорил он хрипло, часто со свистом вдыхая и выдыхая воздух. Самодельная ряса его совсем почернела и засалилась от угольной пыли. Отец Анатолий сел на своем каменном ложе и принялся откашливаться. В этот момент из-за двери послышался голос Иова.

— Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…

— Аминь, — хрипло выдохнул старец.

Иов вошел в келью. Он совсем не изменился, был все так же крепок, и борода его все так же была ухожена.

— Благословите, отец Анатолий, — попросил Иов.

— Нечего мне тебя благословлять, — ответил истопник, — это мне у тебя благословляться надо, у меня грехов вдвое больше твоего.

— Да что вы говорите такое… — начал было Иов.

— Ладно, хватит Ваньку-то валять, знаю я, что ты меня не любишь, из-за любви ко мне настоятеля стараешься.

— А за что тебя любить? — вдруг зло заговорил Иов. — Ты же мимо моей кельи без шуток не ходишь, то ручку дегтем вымажешь, то дрянь какую подкинешь… Ты думаешь, я без твоих намеков грехов своих не знаю?..

— Ты, вот что… прости меня, брат, забудем, — вдруг печально сказал истопник.

Иов удивленно уставился на старца. Но тот вдруг замер и словно бы о чем-то задумался.

— Ты о чем думаешь, отец Анатолий? — спросил Иов после долгого молчания.

— Думаю, как упросить Царя Небесного о том, чтобы дал мне перезимовать эту зиму в монастыре, потому как братии тяжко будет рыть могилу для меня в мерзлоземе.

Отец Иов с облегчением вздохнул:

— Ну, слава Тебе Господи, опять шутить начал, а то я уж подумал, ты того…