— Не настоящим художником, и она знала это. Знала и не отрицала, но старалась, как могла. Живописью она занималась просто ради живописи, просто оттого, что ей нравилось смотреть на мир и тщательно запечатлевать, что она видела. В этот вечер Молли дала мне холст и палитру и велела делать то же самое.
— И это помогло?
— Это помогло настолько, что когда через пару месяцев я разрезал червивое яблоко, червяк в нем не показался мне червяком. В субъективном отношении, конечно. Это был просто червяк — таким мы и написали его, потому что мы всегда писали одни и те же предметы.
— А как насчет других червей, то есть их призраков, не живущих в яблоках?
— Да, я все еще видел их, особенно на Флит-стрит и на вечеринках с коктейлем, но их стало гораздо меньше, и они были уже не так навязчивы. А в студии происходило нечто новое. Я влюбился, потому что Молли была, Бог знает почему, влюблена в меня, а ведь любовь — это ловушка.
— Я могу объяснить, почему она вас полюбила. Во-первых, — Сьюзила оценивающе посмотрела на него и улыбнулась, — вы довольно привлекательный чудак.
Уилл рассмеялся:
— Спасибо за комплимент.
— А с другой стороны, — продолжала Сьюзила, — и это уже не так лестно, она могла полюбить вас, потому что вы заставили ее беспокоиться о вас.
— Боюсь, что это правда. Молли — прирожденная сестра милосердия.
— А сестра милосердия, к сожалению, совсем не то, что пылкая супруга.
— Что со временем обнаружилось, — признался Уилл.
— Уже после того, как вы поженились.
Уилл на мгновение заколебался.
— Нет, раньше. Не потому, что она испытывала ко мне страсть — но ей хотелось сделать что-то приятное для меня.
Молли была чужда условностей, ратовала за свободную любовь и считала, что о свободной любви можно рассуждать совершенно свободно, и делала это даже при матери Уилла.
— Вы знали это заранее, — подвела итог Сьюзила, — и все же женились на ней.
Уилл молча кивнул.
— Потому что вы джентльмен, а джентльмен всегда держит свое слово.
— Отчасти по этой старомодной причине, но также потому, что я был влюблен в нее.
— Вы были влюблены в нее?
— Да. Хотя — нет, не знаю. Но тогда мне казалось, что знаю. И я понимал и сейчас понимаю, что меня заставляло так чувствовать. Я был благодарен за то, что она изгнала червей. И конечно же, я уважал ее, восхищался ею — за то, что она лучше, честней, чем я. Но, к несчастью, вы совершенно правы: сестра милосердия — это совсем не то, что пылкая жена. Однако я принимал Молли такой, как она есть, не считаясь при этом со своими склонностями.
— И как скоро, — спросила Сьюзила после долгого молчания, — у вас возникла привязанность на стороне?
Уилл болезненно улыбнулся.
— Через три месяца после свадьбы. В первый раз это было с секретаршей в офисе. Боже, какая скука! А потом появилась художница, кудрявая юная евреечка, которой Молли помогала платить за обучение в школе Слейда. Я наведывался к ней в студию дважды в неделю с пяти до семи. Так продолжалось три года, прежде чем Молли узнала об этом.
— Она очень огорчилась?
— Более, чем я ожидал.
— И как же поступили вы?
Уилл покачал головой.