Остров

Они вошли в вестибюль больницы. У дежурной за стойкой регистрации Сузила оставила для них записку. Мэри Сароджини следовало отправляться прямиком к миссис Рао, где им с Томом Кришной предстояло провести ночь. Мистера Фарнаби приглашали пройти в палату номер 34.

– Это там. – Дежурная сестра указала на маятниковую дверь.

Включился рефлекс вежливости, и Уилл сказал:

– Спасибо.

Но затем с неприятной тяжестью внизу живота, с ощущением легкой тошноты он поплелся к своему неясному теперь будущему.

– Последняя палата слева, – донесся вслед голос медсестры, которая сразу же уселась на свой стул за стойкой. – Доберетесь туда сами.

«Доберусь сам, – повторил он про себя. – Доберусь один». И неопределенное будущее слилось в единое целое с неотвязным прошлым – Главный Ужас существовал вне времени и повсеместно. Этот длинный коридор с темно-зелеными стенами стал тем же самым коридором, по которому год назад он шел к маленькой палате, где лежала умиравшая Молли. Кошмар имел тенденцию повторяться. Обреченно и сознательно он приближался к месту очередной кончины. Снова смерть, но только в несколько другой версии.

Тридцать вторая, тридцать третья, тридцать четвертая… Он постучал и стал ждать, слыша биение собственного сердца. Дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с маленькой Радхой.

– Сузила ждала вас, – прошептала она.

Уилл последовал за ней в глубь комнаты. Обогнув ширму, он увидел силуэт профиля Сузилы на фоне света лампы, высокую кровать, темное и изможденное лицо Лакшми на подушке, руки, больше похожие на обтянутые старым пергаментом кости, пальцы, напоминавшие когти. Снова Главный Ужас. Содрогнувшись, он отвернулся. Радха указала ему на свободный стул рядом с открытым окном. Он сел и закрыл глаза – но закрыл их физически только на свое настоящее, зато тем самым словно открыл внутреннее зрение на ненавистное прошлое, о котором настоящее назойливо напоминало. Он оказался в другой комнате рядом с тетушкой Мэри. Или, вернее, с остатками той личности, что была когда-то тетушкой Мэри, а теперь превратилась в кого-то другого, с трудом узнаваемого, – в кого-то, кто и не слыхивал о доброте и щедрости души, составлявших сущность натуры тетушки Мэри, в кого-то, переполненного бессмысленной ненавистью ко всякому приближавшемуся к ней посетителю. Она ненавидела и злилась на всех только лишь потому, что у них не было рака, потому что они не мучились от боли, не познали, что такое преждевременный смертный приговор. А наряду со злобной завистью к чужому здоровью и счастью в ней развилось сварливое желание постоянно жалеть себя и пребывать в состоянии самого приниженного и жалкого отчаяния.

«Почему это произошло со мной? Почему жертвой стала именно я?»

Он и сейчас мог слышать этот тонкий визгливый голосок, мог видеть заплаканное и искаженное от злобы лицо. Единственный человек, которого он когда-либо по-настоящему любил, кого обожал всем сердцем. А потом, уже в состоянии деградации, он стал презирать ее – более того, поймал себя на чувстве ненависти к ней.

Чтобы бежать из прошлого, Уилл приоткрыл глаза. Он увидел, что Радха сидит на полу очень прямо и скрестив ноги в позе медитации. На стуле рядом с постелью Сузила казалась тоже погруженной в полнейшую неподвижность. Он посмотрел на лицо, покоившееся на подушке. Оно тоже оставалось совершенно неподвижным, но той безмятежной неподвижностью, которая почти напоминала навсегда застывшую маску смерти. Снаружи из густой и темной листвы вдруг донесся крик павлина. По контрасту сразу после этого молчание стало восприниматься еще более полным, хотя в нем ощущалось таинственное и страшное значение.

– Лакшми. – Сузила положила ладонь на тощую руку старухи. – Лакшми, – повторила она затем немного громче. Умиротворенная маска смерти никак не реагировала. – Ты не должна засыпать.

Не должна засыпать? Но для тетушки Мэри сон – искусственный сон после инъекций – становился единственным избавлением от мук, от жалости к себе и от неотвязного страха.

– Лакшми!

Лицо ожило.

– На самом деле я не спала, – прошептала старая женщина. – Это просто от слабости. Такое ощущение, что я уже куда-то уплываю.

– Но ты должна оставаться здесь, – сказала Сузила. – Ты должна понимать, что находишься здесь. Все время. – Она подсунула дополнительную подушку под плечи больной и потянулась за бутылочкой смеси ароматных солей, стоявшей на прикроватном столике.

Лакшми вдохнула запах, открыла глаза полностью и посмотрела на лицо Сузилы.

– Я успела забыть, как ты была красива, – сказала она, и призрак плутовской улыбки мелькнул на почти бесплотном лице. – Как ты считаешь, Сузила, – спросила она через несколько секунд уже совершенно иным тоном, – мы увидимся с ним снова? Я имею в виду – там?

Сузила в тишине гладила руку старой женщины. А потом вдруг расплылась в улыбке:

– А представь, что этот же вопрос задал бы Старый Раджа. «Как ты считаешь, «мы» (я цитирую, конец цитаты) увидимся с «ним» (я цитирую, конец цитаты) «там» (я цитирую, конец цитаты)?»

– Но как думаешь ты сама?