Остров

Я не мог посмотреть ей в лицо, потому что мы сидели плечом к плечу. Вместо этого я уставился на ее ноги, тоже вплотную к моим. От холода тонкие золотистые волоски возле ее коленок встали дыбом. И коленкам я отвечал:

— Авраама Линкольна убили в театре. Он смотрел комедию. Джон Уилкс Бут, убийца, ходил на этот спектакль каждый день целую неделю, выяснял, когда громче всего смеются. В ночь убийства он подождал взрыва смеха в тот момент, когда один персонаж назвал другого «Носконюхателем». Зрители животики надорвали, и под этот шум Бут вскочил со своего места и застрелил Линкольна.

— Не слишком-то смешное слово. — У нее был резкий, хоть стекло им режь, британский акцент. Совсем не подходил к ее волосам.

— В ту ночь оно убило человека, — сказал я. — Буквально.

— О чем была пьеса? Тут до меня и дошло.

— О парне из Штатов, который приехал в Англию и не сумел тут прижиться.

После этого девочка некоторое время помолчала, а потом взяла что-то с земли и вложила в мою исцарапанную руку. Два небольших предмета. Мои новые очки, аккуратно сломанные пополам.

— Жалко твои очочки, — сказала она, и это было единственное доброе слово, которое я услышал за все время в школе Осни. Девочка с розово-лиловыми волосами встала и ушла, оставив меня одного под аркой. Потом — много позже — я узнал, что ее зовут Флора Алтунян. Попади она в передачу «Диски необитаемого острова», Флора, конечно, выбрала бы никому не известные записи дэт-метал вроде «Не вправе существовать». Любимой книгой у нее оказался бы, верно, «Дракула», а в качестве роскоши она прихватила бы с собой ручную черную крысу или человеческий череп, в таком духе. Флора — единственная, о ком я малость жалел, что она разбилась с тем самолетом. Не то чтобы она была моим другом — не была, — но только она во всей школе мне зла и не делала.

4 Человек Ниоткуда

Весь первый день в школе я таскал сумку Лоама. В 15.30 я оставил ее в раздевалке и пошел домой, ноги все еще гудели от Забега. И, только закрыв за собой дверь, я наконец расплакался.

Мама обняла меня и понюхала мои волосы — не затем, чтобы определить, пора ли их мыть, как она теперь делала, но чтобы утешить меня, как она делала, когда я был маленьким. Она сказала мне в волосы, и это я крепко запомнил: «Не горюй, Линк, кротики наследуют землю».

Сначала я не понял, что это значит, и мама посоветовала мне пойти и выяснить (мама всегда советовала мне «пойти и выяснить», и папа тоже. У профессоров это в крови). Она сказала, надо посмотреть в Евангелии от Матфея, глава 5, стих 5. Обычно я ищу цитаты в Гугле, но гуглить Библию как-то странно, и я решил заглянуть в книгу. Где-то она у нас стояла в шкафу. У нас в доме полно книжных шкафов и полок. Вдоль всех стен. Словно живешь в библиотеке.

Я взял с полки Библию и открыл оглавление. В Библии нет глав с номерами, как у нормальных книг, это целая куча отдельных книжиц в одном большом томе. Маленькие книжицы по большей части названы именами разных людей, а внутри делятся на главы и стихи. И вот что я прочел у Матфея (глава 5, стих 5):

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Про ученых кротиков ни слова, и вообще не кротики — «кроткие». Мама пошутила, наверное, это был каламбур, она часто их придумывает, а еще чаще их придумывал Шекспир, а мы ходили на очень много шекспировских спектаклей, ведь мы жили недалеко от Стратфорда, и в целом я понял эту игру «кротики-кроткие». Я все еще всхлипывал и шмыгал носом, и из моего носа на Библию капнула сопля, так что я непроизвольно вскинул голову, словно Бог наблюдал за мной сверху. Мои родители — бихевиористы, то есть они изучают людей и причины человеческих поступков. Как большинство ученых, они неверующие и я тоже, но я чувствовал, что развозить сопли на странице Библии — неуважительно, и поспешил вытереть капли рукавом новенького и царапучего шерстяного свитера с эмблемой школы Осни. Остался развод как раз на слове «кроткие». Только «крот» и было теперь видно, так что это вполне могли быть «кротики». Я закрыл святую книгу и побрел в кухню.

По привычке я заглянул в холодильник, хотя видеть еду не мог, так что в итоге взял банку газировки, хотя вовсе не хотел пить. Радио было включено, как раз шли «Диски необитаемого острова» — как всегда. Передавали песню битлов, их чаще всего выбирали в этой передаче. На этот раз — «Человек Ниоткуда», текст я знал плохо и в тот день просто сидел за столом и вслушивался в слова. Мне казалось, это все обо мне, я и есть Человек Ниоткуда. Я смотрел на банку газировки, так ее и не открыл. По бокам ее собирался конденсат, стекали вниз капли. Банка словно плакала, и я плакал, и не тронулся с места, пока не закончилась песня. Тогда я утер глаза и подумал над словами матери. Вроде бы я понимал, к чему она клонит. Она пошутила, но не чтобы посмеяться надо мной, а чтобы меня утешить. Она хотела сказать, что у меня теперь нет никакой власти над собственной жизнью, я Человек Ниоткуда, но так будет не всегда.