Остров

Лисицу можно было понять. Он хотел жить, и ему было куда бежать — ни один Титан не сможет выковырнуть его из скалистых отрогов Далмации. Но остальным отступать было некуда. Руки Титанов были слишком длинны и достали бы их и в Кемте, и в Ахейе, и даже в дебрях Черного континента. Они были за то, чтобы драться. Они предъявляли свои доводы, но их тут же разбивал хитроумный Лисица, особенно напиравший на то обстоятельство, что погиб вдохновитель похода Меч.

И когда все доводы были исчерпаны, когда уже всем казалось, что войско неизбежно расколется надвое, а Лисица в четвертый раз заявил: «Эх, если бы с нами был Меч!», вдруг послышался голос: «считай, твоя мечта исполнилась!» И к костру вышел живой и невредимый Меч.

Удивлению не было границ. Корьс и Сирд заорали от радости, даже не особо доверявший пирату Сбир и тот улыбнулся. Мечу предложили поесть, но он отказался, сказав, что сыт, и наскоро поведал свою воистину невероятную историю:

— Когда этот проклятый луч рассек мою «Акулу» надвое, я очутился в воде. Ну, думаю, конец! Прямо на меня прет триера и целит своим медным рылом точно в мое! Хе-хе! Но тут луч разваливает и эту триеру, а я продолжаю барахтаться, хотя, надо признаться, порядком уже надоело. Вокруг меня орут тонущие, но мне повезло — схватился за обломок весла и вовремя догадался избавиться от меча и доспехов.

Болтался я в этой грязной луже довольно долго, пока, наконец, не подошла неприятельская триера и не подобрала меня. Выдернули меня на борт за волосы, словно котенка, и доставили на берег. Там меня быстро вычислили, кто я таков. Ну, думаю, кто-то из наших накапал. Потащили во дворец Великого Титана. Кстати говоря, потом я не имел ничего против того, что меня опознали, потому что всем нашим, захваченным в плен, тут же отрубили головы.

Везли меня на колеснице. Но насладиться хвалеными красотами Города Солнца я, увы, не смог — они завязали мне глаза, и я ничего не видел. Слышу, колесница остановилась. Вытряхнули меня довольно небрежно на мостовую и повели по каким-то длинным лестницам. Снимают повязки, и я обнаруживаю перед собой четверых: двух демонов с черными глазищами, это, наверно, один из них попался нам на триере за день до сражения, какого-то здоровенного малого и нашего знакомого, что так ловко смылся из моего шатра.

Поговорили они со мной. Правда, недолго. Поинтересовались, сколько у нас кораблей и войска. Но здесь я им ничего нового сообщить не мог, они и так все знали. Затем предложили мне уговорить вас отступить от Города. Обещали, что не предпримут никаких карательных мер. Я говорю: мол, не согласятся, упрямые, мол, они, как бараны. Титаны на своем предложении особо и не настаивали, видно, сами не слишком верили в такую возможность. Сидят и разговаривают между собой, о чем — не понимаю. А я стою и думаю: вот сверкнет сейчас, сволочь такая, глазищами, и останется от старика Меча лишь дохлая горстка пепла.

Но нет, обошлось. Их адмирал Динем что-то долго говорил, потом он сказал мне, что рассказывал, как он бежал из плена. Они долго смеялись. Видно, настроение хорошее. Затем адмирал похлопал меня по плечу и заявил, что очень сожалеет, что не может предоставить мне такой же удобной возможности вернуться к своим, так как они решили обменять меня на своего адмирала! — Меч ухмыльнулся и указал на побледневшего Сирда. — Не бойся. Не бойся! Мы же, хе-хе, не согласимся!

Затем меня вновь потащили по каким-то лестницам и коридорам, уже не завязывая глаз. Видно, решили, что я не опасен. И огромный, должен вам сказать, Дворец у Титанов! А богатств! — Меч мечтательно закатил глаза. — Наконец привели в местную тюрьму. Стена — не возьмешь никаким тараном, у входа четверо огромных, вооруженных до зубов бугаев. Адмирал не шутил — никаких шансов выбраться. Обращались со мной довольно вежливо, дали пожрать и даже пожелали спокойной ночи, не преминув напомнить, что если вы не согласитесь на обмен, я расстанусь со своей глупой головой. Ну что делать? Слопал я их ужин и завалился спать.

Просыпаюсь от сильного толчка. Открываю глаза — стоит предо мной человек, весь закутанный в черный плащ, на голове черный же шлем, а лицо спрятано под маской. Ну, думаю, смерть моя пришла! И свет в каземате какой-то странный — вроде бы не солнечный и не от масляной лампы, а словно мертвый. Спрашивает меня этот черный: ты, говорит, Меч? Ну куда деваться? Я, говорю. А сам прикидываю — баба! Фигурка аккуратная и голос тонкий. И просыпается во мне какая-то надежда. Ну не будут же присылать бабу, чтобы меня прикончить! Она, видно, угадала по моей роже, о чем я думаю, улыбнулась, даже сквозь маску почувствовал, как она улыбается, и говорит: у нас, мол, мало времени. Сейчас, говорит, я тебя выведу из дворца и объясню, как выбраться из города. С этими словами берет меня за руку, словно маленького ребенка, и ведет из каземата. Смотрю, у входа лежат все четверо бугаев. Крови на них нет, но бездыханны. Она говорит мне: надень — и дает плащ. Во, глядите! — Меч продемонстрировал ярко-красный плащ, небрежно накинутый на плечи.