Остров

Но Нейдельман уже ушел, и Хэтч вдруг понял, что разговаривает с пустой комнатой.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы заставить себя встать из-за стола. Засовывая дрожащими руками последние бумаги в портфель, он вдруг заметил, что Нейдельман оставил свою карточку. На визитке гостиницы, в которой он остановился, был написан номер телефона. Хэтч швырнул визитку в корзину для мусора, взял портфель, вышел из лаборатории и быстро зашагал к своему загородному дому по окутанным летними сумерками улицам.

В два часа пополуночи он снова был в своей лаборатории и нетерпеливо расхаживал около окна с визиткой Нейдельмана в руке. В три часа он наконец снял трубку телефона.

ГЛАВА 3

Хэтч припарковал взятую напрокат машину на утрамбованной площадке над пристанью и осторожно выбрался наружу. Он закрыл дверь и на мгновение замер, оглядывая гавань. Длинная, узкая бухта с гранитной набережной, тут и там лодки ловцов омаров и ялики с неводами, залитые холодным серебристым светом. Даже двадцать пять лет спустя он вспомнил некоторые названия — «Лола Би» и «Мейбел У».

Маленький Стормхейвен с узкими, обшитыми вагонкой домиками и кривыми улочками упрямо карабкался вверх по склону холма. Дальше домов становилось меньше, их сменяли заросли черных елей и небольшие лужайки, окруженные каменными стенами. Вершину холма венчала конгрегационалистская церковь, чей строгий белый шпиль упирался в серое небо. В дальнем конце бухты он разглядел дом своего детства, над вершинами деревьев виднелось четыре фронтона и «вдовья дорожка»,[6] а также длинная лужайка, сбегающая к самому берегу, и маленькая пристань. Хэтч быстро отвернулся — ему вдруг показалось, что смотрит на все глазами постороннего человека.

Надев солнечные очки, Малин направился к пристани. Из-за сужающих обзор очков, а главным образом из-за неразберихи в душе чувствовал он себя немного не в своей тарелке. Его мучили дурные предчувствия, даже более сильные, чем в деревне Раруана, усеянной трупами туземцев, жертв лихорадки денге, или в Западной Сьерра-Мадре во время вспышки эпидемии бубонной чумы.

Пристань была одним из двух коммерческих причалов гавани. По одну сторону выстроились в ряд маленькие деревянные домики: кооператив ловцов омаров, бар и кафе под названием «Закусочная Рыжего Неда», сарай для хранения наживки и еще один — для снаряжения. На конце пристани возвышалась ржавая газовая помпа, торчали несколько лебедок и сушились верши для омаров. Вдали, там, где море соединялось с небом, висела стена тумана, словно мир заканчивался в сотне ярдов от берега.

Первым на его пути оказался домик, обшитый гонтом, где размещался кооператив ловцов омаров. Веселые завитки пара, вьющиеся из железной трубы, говорили о том, что внутри варятся омары. Хэтч остановился около доски, где мелом были написаны цены за разные категории этих моллюсков: без панциря, с панцирем, чистое мясо, отборные кусочки, отбракованные куски. Он заглянул в окно с рифленым стеклом и увидел ряды бочек, наполненных барахтающимися омарами, которых вытащили из воды всего пару часов назад. В отдельном резервуаре находился голубой омар — большая редкость, — выставленный на всеобщее обозрение.

Малин отошел от окна, когда рыбак в высоких сапогах и плаще покатил бочку тухлой наживки по пристани. Он остановился около ближней лебедки, закрепил ее и отправил в лодку, стоящую внизу, движением, которое Малин в детстве видел тысячу раз. Тут же раздались крики, заработал мотор, и лодка отошла от пристани, направляясь в море в сопровождении радостно вопящих чаек. Он наблюдал за ней, пока она не растаяла, точно призрак, в густом тумане. Скоро сидящие в ней различат ближние острова. Бёрнт-Хэд, гранитный массив к югу от городка, уже появился из тумана. Волны с рычанием набрасывались на его основание, и Хэтч слышал их далекий шорох. На вершине островка, среди утесника и низеньких кустов ежевики, возвышался маяк из гладкого камня, и его красно-белые полосы и медный купол приятно разнообразили тусклый серый пейзаж.

Малин стоял на самом краю пирса, вдыхая запах наживки для морских окуней, соленый воздух и пары дизельного топлива; в этот момент защитные стены, которыми он окружил себя на двадцать пять лет, начали рушиться. Годы словно растворились в тумане, и горькое и одновременно сладостное чувство наполнило его душу. Он вернулся в места, куда не собирался никогда возвращаться. Он так сильно изменился, а здесь все осталось по-прежнему. Ему с трудом удавалось сдерживать слезы.

У него за спиной хлопнула дверца машины, и, оглянувшись, он увидел, что из нее вышел Джерард Нейдельман и зашагал по пристани, прямой, излучающий энергию и уверенность. Над зажатой в зубах трубкой из корня верескового дерева поднимался дымок, глаза сияли старательно сдерживаемым, но совершенно очевидным возбуждением.

— Рад, что вы согласились здесь со мной встретиться, — сказал он и, вынув изо рта трубку, пожал Хэтчу руку. — Надеюсь, я доставил вам не слишком много хлопот.