Остров

У него оставалось всего два дня, а может, и того меньше, чтобы спасти свою шкуру. Один из способов состоял в том, чтобы заставить Ветурлиди признаться. Однако осуществить это оказалось не так просто. Этот сукин сын был полностью раздавлен – судя по всему, он утратил всякое желание бороться за себя, да и вообще жить. Он смирился с тем, что отправится в тюрьму, а его семья будет подвергнута общественному порицанию. Но как бы то ни было, любые попытки заставить Ветурлиди признаться в преступлении, которого он, по его словам, не совершал, оказались безуспешными. Чертов осел.

Лидуру потребовалась всего одна ночь или даже меньше, чтобы найти решение.

Эта идея посетила его, когда рассвет только занимался.

Лидур выскользнул из дома, не разбудив жену и детей. Им было не привыкать к тому, что по долгу службы он мог уйти куда-то посреди ночи, поэтому, даже если бы они проснулись, его отсутствие вряд ли бы их встревожило.

Лидур направился прямиком в следственный изолятор. Поскольку по работе он бывал там довольно часто, его появлению никто не удивился. Ему даже не пришлось оповещать, с кем из заключенных конкретно он собирается беседовать. Он беспрепятственно вошел в камеру Ветурлиди и украдкой оставил ему ремень.

Пусть Лидур и не продумывал все свои действия должным образом, тем не менее он был на сто процентов уверен в виновности Ветурлиди. Проницательность его еще никогда не подводила, и он расценивал поведение заключенного, его апатию и замкнутость как лишнее подтверждение обоснованности своих подозрений. Да и никаких других версий не было. По крайней мере, на тот момент.

Ремень был испытанием.

Вопросом жизни и смерти.

Если бы Ветурлиди это испытание не прошел, то собственными действиями подтвердил бы свою вину. И это стало бы самым простым решением проблемы, с какой стороны ни посмотри: вроде как убийца сознался, пусть и не напрямую, и расследование завершилось безоговорочным успехом. А самое главное, у полицейского из Исафьордура больше не было бы причин путать все карты и подвергать угрозе карьеру Лидура только потому, что ему, видите ли, невмоготу терпеть угрызения совести. Он бы воочию убедился, что подозрения против Ветурлиди обоснованны и ему не имеет смысла вносить в дело дополнительную сумятицу.

Лидур не удивился, когда на следующее утро ему сообщили, что Ветурлиди повесился в своей камере. Это лишь доказывало, что он был прав.

Никакой ответственности за смерть Ветурлиди Лидур не чувствовал – ни тогда, ни сейчас, – однако он сделал все, чтобы никто никогда не узнал о том, что он сам, если так можно сказать, приложил к этому руку. Разумеется, имело место расследование, каким образом у заключенного оказался ремень, но закончилось оно так же быстро, как и началось, и никаких результатов не дало.

И надо же было этому идиоту Андрьесу возникнуть из небытия и выложить все без утайки, как он и грозился сделать еще десять лет назад! Лидура отстранили от должности, и нет сомнений, что следующей мерой станет его увольнение. Это был, конечно, страшный удар. Но когда в его кабинете появилась Хюльда, у него мелькнула ужасная мысль, что правда о том, кто подсунул ремень Ветурлиди, все-таки всплыла и теперь его обвинят в склонении заключенного к самоубийству… Вот этот удар был бы гораздо серьезнее…

Но, судя по всему, теперь об этих деталях вряд ли уже кто узнает.

III

Хюльда, Рейкьявик, 1997 год

Хюльда стояла у могилы своей матери.

Могила выглядела опрятной и ухоженной, но Хюльда понимала, что ей придется прилагать гораздо больше усилий, чтобы держать ее в надлежащем виде, когда наступит осень. Кроме нее, у мамы никого не было.

Хотя их отношения всегда были натянутыми, Хюльда скучала по матери. Она осталась совершенно одна в этом мире, совершенно одна.

Все ее близкие люди отошли в иной мир – Йоун и Димма, мама и даже ее отец в Америке.

Хюльда была еще относительно молодой – по крайней мере, не старой, – полной сил и стремлений, и ей предстояло многого достичь, несмотря ни на что. Впереди еще пятнадцать лет в полиции – немалый срок, чтобы во весь голос заявить о себе, прежде чем она выйдет на пенсию. И хотя ей к тому времени исполнится уже шестьдесят пять, говорить о старости все равно будет рано. Возможно, тогда и надо будет начать отношения с каким-нибудь хорошим человеком и изменить свою жизнь – забыть как страшный сон эту опостылевшую квартиру на задворках и переехать куда-нибудь поближе к природе. Да, впереди Хюльду, безусловно, ждет немало хорошего. Главное – смотреть в будущее с оптимизмом и радостью.

Но вместе с тем мысль о смерти леденила ей душу.

Однажды ее опустят в холодную могилу. Конечно, когда придет этот день, она будет уже в другом мире, но все-таки осознание того, что ее засыплют землей, было мучительно.

Хюльда почувствовала внезапное удушье, отвернулась от могилы и сделала глубокий вдох.