Остров

– Ясно, – Мейнард все еще был ослеплен блистающей завесой солнечного света. – Наверняка плавучее бревно.

– Бревно не машет руками.

Мейнард сел на корточки под навесом, рядом с Юстином, и прикрыл глаза от солнца. Он увидел крошечный силуэт, машущую руку.

– Черт бы меня побрал! Должно быть, свалилась за борт. Это была молодая девушка, державшаяся на воде с помощью оранжевого спасательного жилета на капоке, растительном пухе. Она махала рукой, но то, как она махала, показалось Мейнарду странным: в ее взмахах не было лихорадочности, не было отчаяния. Ее рука двигалась туда-сюда, как метроном. И она не вопила, не кричала, и не говорила ни слова, даже когда они приблизились.

Мейнард поставил ручку управления в нейтральное положение, позволив судну подплыть к девушке.

– Вы не ранены? – крикнул он. Она ничего не ответила, но качнула головой: нет. Он выключил двигатель, чтобы не зацепить ее случайно винтом. Встал на колени на корме и, когда лодка приблизилась к девушке, протянул ей руку.

– Я рад, что мы оказались поблизости. Вы могли бы тут плавать целую неделю, и никого не встретить. – Его пальцы коснулись ее запястья. На вид ей было лет двенадцать-тринадцать, белая кожа, светлые волосы.

– Как вы проплыли такое расстояние?

Он схватил ее за запястье, оперся о транец и потянул. Что-то было не так: она была слишком тяжелой. В глазах ее застыл панический ужас.

– Что за...?

Она была буквально отдернута назад, и он тщетно тянулся к ней рукой. Он заметил резиновую трубку, торчавшую у нее из платья за головой.

Раздался всплеск, вода взбурлила, что-то пронеслось мимо его лица. Он упал назад – в то время как топор вонзился в палубу.

Мейнард отполз с кормы и встал на ноги. Девушка исчезла, и теперь на палубе на корточках стоял мужчина, стараясь отдышаться, и вода текла у него изо рта и носа. Его длинные волосы прилипли к голове и плечам. Обрывки водорослей свисали с бороды. Рубашка его была рваной и заляпанной, брюки превратились в лохмотья.

Подняв топор над головой, не отводя глаз от Мейнарда, мужчина протянул руку назад и нагнулся. Он втянул на палубу мальчика – темнокожего, худого, с черными быстрыми глазами.

Мужчина вручил мальчику топор.

– Теперь, парень, – он указал пальцем на Мейнарда, – разделайся с ним!

– Юстин? – Мейнард повернул голову. Юстин съежился за рулевой консолью. – Оставайся там! Мальчик неловко держал топор. – Разделайся с ним, я сказал! – завопил мужчина.

Мальчик не двинулся с места.

Мужчина вытянул из-за пояса тонкий обоюдоострый кинжал. Он ткнул им мальчика под ухо, появилась кровь.

– Ты, португальский ублюдок! Делай то, чему тебя учили!

Мейнард сунул руку под рубашку, достал пистолет. Он дослал патрон и направил пистолет на мужчину.

– Брось это, – пистолет дрожал в его руке. Никогда еще не направлял он заряженное оружие на человека. Все в нем – его воспитание, его тренировка, его опыт – протестовало против этого. “Если ты направляешь пистолет на другого человека, – говорил его отец, – то лучше пожелай смерти мне”.

Он подставил левую руку под правую, выравнивая пистолет.

Мужчина весь подобрался и, напряженно покачиваясь, – как кобра, готовая рвануться вперед, – перебрасывал нож из руки в руку.

Мейнард смотрел поверх пистолета, вдоль ствола, стараясь держать на прицеле открытый рот мужчины.

Мужчина взвизгнул и прыгнул, и Мейнард выстрелил ему в лицо. Пуля 32-го калибра была слишком маленькой и слишком быстрой, чтобы остановить мужчину, так что, хотя он и умер, будучи еще в воздухе, – пуля прошла через левый глаз и вышла за правым ухом – он продолжал движение. Его труп, ударившись о планширь, упал на палубу к ногам Мейнарда.

Мейнарда охватило отвращение. Он уставился на поднятое кверху лицо, на один – безразличный – глаз и на сочащуюся кровью полость, где раньше была его пара. Несколько секунд назад это был человек, теперь же – просто мясо, падаль. Он вызвал эту перемену, передвинув палец на одну восьмую дюйма.

– Папа! – крикнул Юстин.

Всего лишь секунда потребовалась Мейнарду, чтобы предупреждение проникло в неразбериху его мыслей, но он опоздал: темнокожий мальчик бросился на него, как гиббон, – ноги сомкнулись на его талии, одна рука вцепилась в лицо, другая дико размахивала топориком, зубы клацали около его лица и шеи.

Мейнард ничего не видел. Он попытался оторвать от себя мальчика, но это было все равно что отрывать щупальца спрута: как только он отрывал одно, другое его царапало, ударяло или резало. Пистолет выпал из его руки.

Мейнард, спотыкаясь, отступил назад. Подняв руку, он захватил клок волос, но не успел он потянуть за них, как мальчик повернул голову и прокусил его пальцы до костей. Топор бил его в спину – мелкими, режущими ударами, рвущими кожу. Рука вцепилась в его глаза, стараясь влезть в них. Он остановил одну руку, затем другую и ощутил, как зубы впиваются в его щеку. Тогда отпустив руку, он ударил кусающийся рот, и отпущенная им рука воткнула палец ему в ухо.

В голове пронеслась мысль: за борт! Там мальчишке придется отцепиться. Он вслепую сделал несколько шагов, глубоко вдохнул и прыгнул.