Остров

Они прошли в рубку, спустились по ступеням и миновали низкую дверь. За ней Хэтч увидел узкую металлическую лесенку, еще одну дверь и большую комнату с низким потолком. Она была обшита роскошными панелями из красного дерева с резьбой эпохи короля Георга и перламутром. Иллюминаторы украшали витражи от «Тиффани», у стен стояли кожаные табуреточки. В дальнем конце горел маленький камин, наполняя каюту теплом и едва различимым ароматом березы. По обеим сторонам камина высились застекленные стеллажи с книгами в переплетах из телячьей кожи и с золотыми печатями на корешках. Он подошел поближе, чтобы прочитать названия: Р. Гаклюйт[43] «Путешествия», раннее издание «Принципиа» Ньютона. Тут и там бесценные манускрипты с цветными рисунками и инкунабулы,[44] расставленные так, чтобы можно было увидеть обложки; Хэтч узнал отличное издание «Часослова» герцога Беррийского.[45] И маленькую полку, посвященную оригинальным изданиям ранних пиратских текстов: «Радости холостяка» Лайонела Вафера,[46] «Пираты Америки» Александра Эксквемелина[47] и «История ограблений и убийств, совершенных самыми известными пиратами» Чарльза Джонса. Эта библиотека стоила приличного состояния. «Интересно, — подумал Хэтч, — не снарядил ли Нейдельман корабль своими прежними находками?»

Рядом с одним из шкафов висел небольшой морской пейзаж в золоченой рамке. Хэтч подошел поближе, чтобы его рассмотреть, и не смог сдержать удивленного вздоха.

— Господи, — проговорил он, — это же Тернер!

Нейдельман кивнул.

— «Метель. Пароход выходит из гавани и подает сигнал бедствия, попав в мелководье». Эскиз для картины, которая была написана в тысяча восемьсот сорок втором году.

— Той, что выставлена в галерее Тейт? — спросил Хэтч. — Когда я был в Лондоне пару лет назад, я несколько раз пытался ее срисовать.

— Вы художник? — спросил Нейдельман.

— Любитель. Рисую в основном акварели.

Хэтч сделал шаг назад и снова огляделся по сторонам. Другие картины, висевшие на стенах, были гравюрами на меди, изображавшими крупные цветы, диковинные травы и экзотические растения.

Нейдельман подошел к небольшому столику с углублениями, выстланными мягкой тканью, уставленному хрустальными графинами и маленькими стаканчиками. Вытащив два стакана, он налил на два пальца в каждый.

— Гравюры, — сказал он, проследив за взглядом Хэтча, — сделаны сэром Джозефом Бэнксом, который сопровождал капитана Кука в его первом путешествии вокруг света. Это образцы растений, которые он собрал в Ботани-бей сразу после того, как они открыли Австралию. Именно поразительное разнообразие растений подало Бэнксу идею дать заливу такое имя.

— Очень красивые, — пробормотал Хэтч и взял стакан из рук капитана.

— Наверное, это самые лучшие в мире гравюры. Счастливчик, мало того что он был ботаником, так еще и открыл новенький континент.

— А вы интересуетесь ботаникой? — спросил Хэтч.

— Я интересуюсь новенькими континентами, — глядя в огонь, ответил Нейдельман. — Но я родился слишком поздно. Их уже все расхватали. — Он поспешно улыбнулся, стараясь скрыть грусть, появившуюся в глазах.

— Но Водяная Бездна подарила вам загадку, достойную вашего внимания.

— Да, — ответил Нейдельман. — Возможно, единственную, оставшуюся на земле. Вот почему неудачи вроде сегодняшней не должны меня огорчать. Великую тайну раскрыть непросто.

В комнате повисло долгое молчание. Хэтч потягивал портвейн и думал о том, что большинство людей не переносят пауз в разговоре. Но, судя по всему, Нейдельман к их числу не относился.

— Я хотел вас спросить, что вы думаете о приеме, который нам оказали в городе, — наконец проговорил Нейдельман.

— В основном все довольны. Благодаря нам местный бизнес процветает.

— Да, — заметил Нейдельман. — А что вы имели в виду, когда сказали «в основном»?

— Ну, не все в этом городке заинтересованы в бизнесе. — Хэтч решил, что ходить вокруг да около не имеет смысла. — Судя по всему, мы вызвали негодование местного священника.

— Преподобный отец нас не одобряет, верно? — улыбнувшись, проговорил Нейдельман. — После двух тысяч лет убийств, инквизиции и нетерпимости удивительно, что христианский священник продолжает считать, будто имеет право на моральное осуждение.

Хэтч смущенно поерзал на своем месте; перед ним сидел человек, совсем не похожий на холодного, жесткого руководителя экспедиции, который всего несколько часов назад приказал вывести помпы на критическую мощность.

— Они сказали Колумбу, что его корабль свалится за край земли. И заставили Галилея публично отречься от величайшего открытия в мире.

Нейдельман вытащил из кармана трубку и приступил к ритуалу набивания ее табаком.

— Мой отец был лютеранским священником, — сказал он спокойнее и погасил спичку. — Мне хватит его проповедей до конца жизни.

— Вы не верите в Бога? — спросил Хэтч.

Нейдельман молча посмотрел на него и опустил голову.