Остров

Полицейские остановились под пальмами, толстый двинулся к нему, за ним — ,собравшиеся по дороге, мизантропы, галдя похмельными голосами. Толстый с недоумением косился на барак, помойку, внезапно образовавшуюся здесь за ночь, котел с раскисшим осьминогом, споткнулся о кого-то, полузасыпанного песком. Тот сипло забубнил, заматерился. Квак улыбался, тыча обеими руками в сторону Мамонта. Полицейский остановился, недоверчиво глядя на скрючившегося опухшего пьяницу и молча вытирая лицо платком, потом поклонился, сложив на груди ладошки.

— Чего смотришь, японский городовой? Веселились мы, — Мамонт уперся взглядом в странный живот японца — непонятным образом он начинался сразу от основания шеи. — Культурная программа, конечно, напитки — ,конечно, алкоголесодержащие, не без этого. Редкие минуты досуга, — Он попытался встать, пошатнувшись, ухватился за древесный ствол. — Эх, и попили — не на жизнь, а на смерть.

— Я осилил три литра, — похвастался Кент. — Три литра напитков различной крепости. Мой скромный личный рекорд.

Полицейский все отирал платком темное масляное лицо, сочащееся потом. Появился откуда-то Чукигек, в бессознательном почти состоянии, согнувшись и глядя в землю, протянул руку полицейскому. Тот, не сумев скрыть недоумения, посмотрел на него, заговорил о чем-то, повернувшись к Мамонту.

— Она говорить, это ты губернатор Мамонт? — перевел Квак.

— Да, пресловутому мне принадлежит это скромное имя. Я человек с большой буквы "М".

Толстый опять о чем-то заговорил, кивая на замерших невдалеке женщин. Их сильно напудренные ночные лица при ярком свете казались неуместно реальными. Переводчик Квак о чем-то возмущенно защебетал.

— О чем разговоры, начальник! — вмешался Пенелоп. — Да забирай. Тоже мне добро.

Подбежавшие полицейские подхватили женщин под мышки. Старшая половая повисла в их руках, поджав ноги и раскачиваясь. Другой полицейский, бегущий сзади, ударил ее палкой по пяткам. Женщина завизжала, быстро и жалко засеменила босыми ногами. Пенелоп хрипло заржал.

Глядя на ее плохо выбритые подмышки, Мамонт в очередной раз подумал, как хорошо и правильно было бы жить без тела.

"И тысячи мучений, присущих телу… Бедные наши тела."

Квак семенил за японцами, что-то толковал. Мизантропы с хмурым неудовольствием глядели им вслед.

— Да! Утро вечера всегда мудренее…

"Пьянка", — Странное слово, похожее на женское имя.

— Ну и натаскал Тамарка выпивки, — пожаловался кто-то. — Как же это все выпить?

— Надоела водка, — пробормотал Мамонт. Сейчас бы пива кружку, с устатку — упарился.

— Надо бы похмелиться в медицинских целях, — закричал Кент. — По древнему обычаю острова Мизантропов. Кто у нас отвечает за алкоголизм? Я почитаю себя учеником Омара Хайяма, старикашка непременно отправился бы сейчас на материк, засел в какой-нибудь рыгаловке.

— И американ на голову садиться, — сердито заговорил Демьяныч. — Вот тебе и свобода. Конституция, блин горелый! — Он почему-то покосился на Мамонта. — А где этот?.. Директор лесопилки, Аркашка, блин, Хрущев? Пойдем к Хрущеву, айда!

— У Аркашки слабенькое есть, — крикнул, стоящий у воды, Пенелоп. — Он его в землю закапывает. Целую бочку закопал… Может последний день здесь живем. Гуляем!

— Правильно! Трудодни накопили…

— Это бочка специальная — для расчетов. Деньги на бочку и все, — опять заговорил Кент. — У нас теперь и деньги есть. Лучше бы по воде дойти, только яхту свою разбил дурак этот разрисованный.

— Бензина вот нет, — пробормотал Демьяныч. — На шаланде можно, под парусом.

— На хрен твоя шаланда средневековая, — возражал Кент. — Корыто. Ты сейчас и паруса не сможешь поднять на этом своем плавсредстве, — Он стоял, держа в обеих руках по бутылке, попеременно отпивая из них. — На моем мехплоту пойдем, на "Божьем прощении". Эй, Семен! Где он?

— А ты то заведешь плот свой? — окрысился Демьяныч.

— Небось, у тебя и бензина нет? — присоединился к нему подошедший Пенелоп.

— Может и нет. Может и придется в него спирту залить, на спирту кто хочешь дойдет. Еще не утеряно искусство соображать. Эй, чуваки, собирай бутылки! Где Козюльский Семен, курва с чефирбаком?

На палубе мехплота теперь появилась рулевая рубка — деревянная будка, похожая на дачный сортир. Кент и оба Матюковых брякали чем-то в двигателе, тот, действительно, не захотел заводиться. Стоя на берегу, Мамонт заметил, каким ничтожным выглядит мизантроповский мехплот на фоне американского линкора. Разгрузка на нем утихала, несколько, собравшихся у борта, американцев, тыча пальцами, разглядывали мизантропов в бинокли.

"Теперь мы актеры второго плана. Или просто декорация, — сказать это было некому. — Вот он, недобрый час."

— Смотри, смотри, колизей, сколько хочешь, — ворчал Демьяныч, сидящий на корточках рядом со снятым кожухом. — Это бесплатно.

"…Вкладыши, мои вы милые, вкладыши, мои вы шизокрылые", — напевал себе под нос Кент, откладывая "шизокрылые" железки в сторону.

"Я твой тонкий голосок, — напевал Кент. С его сигареты сыпался пепел внутрь распотрошенного двигателя. Угрожающе пахло бензином. — Русское поле!.."