Только сейчас Мамонт понял, что эти серые сумерки вовне — не помутнение его сознания, а туман. Туман становился все гуще, сползал из глубины джунглей в море. От них остались только верхушки деревьев, залив исчез совсем. В изменившейся этой реальности показалось, что смутный контур корабля — это еще один, неожиданно возникший здесь, остров. Ставший серым, флаг шевелился сбоку от, похожей на скалу, толстой кривой башни, напоминая о традиции — устанавливать его, свой флаг, над завоеванной территорией. Любыми способами.
— Сейчас заметят и все, — произнес сзади Демьяныч. — Один снаряд и конец войне.
Показалось, что он хотел сказать, добавить, еще что-то, но почему-то промолчал. Демьяныч, уже в новой красной рубашке, сидел на обрубке бревна, опять со вчерашней оловянной миской, ковырялся в ней, с усилием демонстрируя, что ест.
"Ну жри, жри, — с внезапным раздражением подумал Мамонт. — Генералиссимус!" — Раздражал этот псевдосуворовский педагогический ход, фальшивый и традиционный одновременно, будто рассчитанный на его, Мамонта, безусловную наивность.
— Вот они. Идут! Прихожане, козлы комолые, — Вокруг зашевелились. Мамонт уже давно заметил появившуюся шлюпку. Сейчас, с внезапно появившемся солнцем, оказалось, что это конфискованная шаланда Матюковых, теперь без паруса. Уже близко гребцы во враждебной черной форме, с трудом двигающие неуклюжее судно. Один из матросов, сидящий на корме, держал весло за спиной — ,видимо, рулил.
Мизантропы, просунувшие свое разнообразное оружие в щель между бревен и сейчас напряженно глядящие туда. Полосами лежащий свет. Необычно бледное — какое-то серое, со свинцовым отливом, лицо Пенелопа. Мамонт разжал вспотевшую руку, сжимавшую цевье винтовки, вытер ее о штаны. Абсурдно показалось, что он уже видел все это, все уже было — когда-то в прошлом, давно.
"Теперь только бы Тамайа, дурак этот, не выстрелил. Лучше бы догадался мимо пропустить, пусть уходят, — Мамонт помнил, что Тамайа со своим пулеметом засел наверху, рядом со скалой, которую здесь называли просто Камнем, и он должен остановить моряков, если те станут причаливать. — Вдруг не заметит?"
Мамонт оглянулся на Демьяныча. Тот по-прежнему сидел на своем чурбане, зачем-то вытянув руку и рассматривая растопыренные пальцы, будто, засомневавшись, пересчитывал их.
— Кончилась торжественная часть, — просипел кто-то сдавленным шепотом, словно его могли услышать снаружи, и сразу же там, вовне, ударил пулемет Тамайи.
Розовый пунктир трассирующих пуль уперся в шлюпку. Матросы, бросив весла, скрылись за бортом. Шлюпка, кружась, дрейфовала к берегу, от ее бортов отлетали щепки. Не сразу, как-то неожиданно, послышался треск автоматов, потом — уже нескольких. Сухой треск, нестрашный, будто кто-то торопливо ломал сухие палочки. На другой, обрывистой, стороне залива, из зарослей на покатом склоне, стреляли, непонятно как появившиеся там, моряки. Среди зелени замелькали молниеносные вспышки, глаза едва успевали замечать их — там будто бегал кто-то стремительный, пуская зеркалом солнечные блики. Одна пуля шлепнулась о стену блокгауза, потом еще одна хлестнула по пальмовой крыше. Высоко вверху строка пулеметных пуль плавно переместилась в сторону залива. Демьяныч подошел к стене и теперь смотрел, уперевшись лбом в бревно и медленно жуя.
— Чтоб не высовывался никто, — заговорил, наконец, он, — придурки. Застрелю сразу… Кажись, черные еще не догадались, что тут кто-то есть.
"Черные — это пехотинцы", — понял Мамонт.
Пулемет Тамайи почему-то умолк. Матросы перебегали по берегу, между грибками, контрастно заметные на фоне белого песка. Один, видимо, офицер, стоял, не прячась, махал руками — подгонял других. Шлюпка остановилась недалеко от берега, оттуда торчали головы. Черные фигурки, постепенно переставая быть одинаковыми, увеличивались, потом их закрыл ближний холм.
— Ну точно, сюда бегут, — заговорил Мамонт. — Не видят нас в этих тростниках.
— Добегаются, — пробормотал Пенелоп. — Зря торопятся.
— Не стрелять пока не скажу, — повторил с угрозой Демьяныч.
"Ну вот, покажутся сейчас на этом кургане, — Мамонт прижался щекой к прикладу, сжал согнутым пальцем крючок курка. — Все-таки не зря строили пресловутый блокгауз. — Бревенчатые стены показались сейчас особенно надежными. — Сейчас…"
Наконец, на вершине появились несколько человек, совсем близко — незнакомые чужие лица. Остановились, будто разом уперевшись взглядом в стену блокзауза, и почти сразу повернулись, скрылись за обратным склоном. Только один, передний, невысокий коренастый, в резиновых сапогах, будто машинально продолжал спускаться по песчаному склону. Все это напоминало, увиденный когда-то, кинофильм. Не останавливаясь, растерянно оглянулся; Мамонт подробно видел его: вспыхнувшая на солнце пуговица, бледное лицо, искаженное какой-то дикой мученической гримасой.
— Остынь! — показалось, что что-то подобное произнесли рядом. Сбоку утконосый профиль: Кент блестел, покрытой испариной, рожей.