Остров

Здесь, пожалуй, уместнее всего будет перейти к еще одному чудесному искусству сидов: искусству перевоплощения, трансформации, морока и обмана. Дело в том, что излюбленным объектом воплощения сидов были птицы – именно в пернатых превращались они, когда им было необходимо вступить в контакт с человеком, а истинное обличье раскрывать не хотелось. Видимо, как существам пограничным, им вообще изначально не было чуждо переходить из одного обличья в другое без всякой для себя выгоды, просто в силу родства стихий: неоднократно отмечалось, что они свободно чувствовали себя и на водной поверхности, и на небесной тверди. В «Разрушении Дома Да Дерга» есть прозрачный намек на близкородственность сидам разных сущностей: воин на морской волне сообщает королю, тоже дальнему потомку сидов, один из гейсов: «Запрещается убивать тебе птиц, ибо нет пред тобой из них никого, кто бы ни был близок тебе по отцу или матери». Морок сидов, обман, своеобразное «ментальное кино», устраиваемое для непосвященного зрителя, те образные ловушки, которые впоследствии накрепко связали сидов с понятием трикстера – знаменуют собою, увы, изменения в отношениях сидов с людьми. Строго говоря, они связаны с постепенным расхождением в пространстве, времени и смысле Племен Богини Дану и человечества.

Первый этап отношений между людьми и сидами можно охарактеризовать как время осознанных взаимоотношений. Человеку, живущему среди фантастических закономерностей горизонтали – Пути, Дебрей, Потока – то есть среди иных, чем он сам, сущностей, совершенно ему не подвластных и с ним не сходных, кажется абсолютно нормальным сосуществование с сидами – не менее, если так можно выразиться, «иных» чем птицы, звери или звезды. Сиды, еще не забывшие свое былое величие богов, демиургов острова, не брезговали возможностью вступить в контакт с человеком, чтобы помочь ему, а то и для демонстрации собственного превосходства. Внешний вид сидов сам говорил об их избранности и неординарности: некоторые из них (Бран из «Мабиногион») подпирали головой небо и переходили вброд море между Британией и Ирландией. Иногда они представали в эфемерном облике, идущими по воде, как по суше, иногда гордо взмывали под облака на полах своих плащей и реяли там, среди облаков (этим особо славился «гордый Мидир»). Но, видимо, из-за близости к людям, они, как правило, бывали весьма сходны с людьми, только гораздо красивей (красота женщин-сид вошла в поговорку, дожившую до поздних времен), да временами облик их становился лучезарным. Люди не испытывали перед сидами комплексов неполноценности, и без обиняков обращались к ним с просьбами. Так, Мидир осушал болота, устраивал плотины. Развлекая королей, придумал игру фидхелл, популярную до ХШ века. Мананнан шил прекрасные башмаки и золотил обувь, женщины-сиды вышивали людям одежду.

Сиды, несмотря на свою внешнюю неотразимость и исключительные способности, сами не прочь были породниться с людьми. Сида Маха в «Недуге уладов» выходит замуж за короля и рожает ему двух детей. Матерью Кухулина была Дехтире, особа королевской крови, а отец – по всей видимости сид, один из главных богов Племени Богини Дану, Луг Длинной руки. И лейстерцы и улады целиком вели свою родословную от сидов. Знаменитый Фин вел свою генеалогию от Нуаду Нехт (Белого) из сида Алмайн. Об этом вроде бы лично поведал Святому Патрику Оссиан, сын Фина. Не исключено, что особую драматичность и бурность отношениям между полами (имевшими на заре цивилизации достаточно прямолинейный характер) придало вмешательство сидов. Если брак между людьми, как правило, не представляет интереса для повествования сам по себе, если про него в сказании просто говорится, что «они стали спать вместе», то любовь с сидами всегда сопряжена с драмами, напряжением всех душевных сил, выбором и авантюрой. Такова ситуация в «Недуге уладов». В «Болезни Кухулина», герой, влюбленный в сиду, предает любимую земную женщину, обрекает всех троих на страдания, и в итоге представляет сиде возможность сделать благородный выбор. Не меньшие страсти разгораются в «Сватовстве к Этайн»(Ш) по вине прекрасной женщины и влюбленного в нее сида Мидира[90]. Именно в этом сказании мы видим, что отношения между сидами и людьми были обыденными: оскорбленный король, не опасаясь зловредного трикстерского колдовства, идет войной на сида и до основания срывает его холм. В более поздние времена стало считаться, что нанеся урон волшебному сиду, ты навлекаешь на себя гнев сидов.