Остров

Сегодня утром, проходя мимо гальюна, Мамонт услышал там смех Белоу. Потом нашел в этом гальюне непонятно называвшуюся книгу "Les trois mousquetaires". И Белоу было хорошо, ему были доступны книги на разных непонятных языках.

Высунувшуюся из люка голову охватило утренней прохладой. Оказывается, уже наступало утро. Дверь на верхнюю палубу оказалась неожиданно закрытой. Будто кто-то решил за Мамонта, что он должен оставаться здесь и любоваться природой. Он сел на кнехт, ощутив задом остывшее железо. Над головой висел стеклянный скворечник, называемый здесь капитанским мостиком. За темным стеклом угадывалось лицо капитана. Теперь Эллен откровенно переселилась в капитанскую каюту и только изредка появлялась в его сопровождении. На кончике носовой палубы, на бухте свернутого троса, лежал матрос, на этот раз вполне черный негр, курил крэг. Огонек сигареты мигал в сумерках. За кормой, прямо под сидящим Мамонтом, кипела вода, фосфорно светящийся кильватерный след уходил назад. Его теперь дорога, совсем непонятно куда идущая.

За бортом все чаще стали возникать сгустки темноты, ближе стало видно, что это темные заросли деревьев, то здесь то там поднимающиеся из воды, будто клумбы. Оказалось, за то время, что Мамонт просидел в трюме, острова снаружи стали другими.

"Блаженные острова", — всплыло откуда-то из памяти. Вот еще один впереди — медленно приближающийся сбоку. Мамонт с беспокойством и все яснее ощущал, что какое-то смутное настроение внутри феноменальным образом воплощается в реальность здесь, во внешнем мире. Внезапно осознал неуместный сейчас тонкий но густой запах ночных цветов. Со всех сторон, перебивая друг друга, понеслись тропические ароматы, концентрируясь в пронзительный парфюм, отбивающий все ощущения, кроме ошеломления. Глядя на трепаные верхушки пальм на фоне оранжевого неба, он через ноздри впитывал, где-то там угадываемый в темноте, томный, неумеренный в эмоциях, мир. Запах менялся, клубился где-то в сознании овеществившейся галлюцинацией.

"Благоухание" — старинное слово."

За закрытой дверью, наконец, послышались голоса и какая-то возня. Негр на носу будто тоже что-то услышал, он встал и, держась за леер, медленно пробирался на подгибающихся ногах к корме.

В распахнувшихся дверях появился утренний Белоу — в майке и с полотенцем на шее. Он тоже сразу же посмотрел вверх, на капитанский скворечник, и, будто дракон, выдохнул клуб сигарного дыма.

"Здороваться?" — Мамонт знал, что Белоу, конечно, не ответит.

— Рано встали. С похмелья? — вслух спросил он.

— А, попутчик! Мамонт, кажется? А я и забыл про тебя. Ты чего здесь? — отозвался Белоу.

"А ты чего? Гляди-ка и псевдоним мой где-то узнал."

Белоу сел в быстро появившийся шезлонг, не торопясь стал разворачивать газету. Над его головой сразу же включился, висящий на стене рубки, плафон.

Мамонт из какой-то непонятной вежливости опять сел на свой кнехт. В глаза бросился знакомый шрифт газеты, странно выглядевший здесь, в Южно-Китайском море.

— Смотри-ка, "Комсомольская правда", — первым заговорил Мамонт. — И что пишут комсомольцы, есть что интересное?

— Да вроде есть. В рубрике "Наши дураки и наши дороги". "Голый в капиталистическом раю" называется. Про чудака одного. "Бежал в капиталистический рай." Вплавь. "Преодолев цепь… преодолев цепь, близколежащих друг к другу, островов."

— Я одного такого знаю.

— Ну, тут — "сомнительные прелести заморского рая", — продолжал читать Белоу.

"Опять рая".

— Каким-то чудом ему даже удалось преодолеть… любителя кока-колы и заморской жвачки не остановили ни неприятности холодного купания, ни даже бдительность пограничников.

"Купание, да!.. Кругом заставы, гарнизоны! Тебе бы так… Только вот откуда в газете об этом узнали?"

— …Пользуясь спасательным жилетом, — читал Белоу.

— Каким еще жилетом? — сказал Мамонт вслух. — Знали бы они чем пользуясь.

— Здесь так написано.

— Интересно, почему они только сейчас об этом узнали, комсомольцы ваши? Вы-то сами не знаете?..

— Белоу промолчал, бесстрастно проглядывая газету.

— Ну, а поймали его? Или еще поймают? Поймают, как?..

— Об этом не пишут, — Белоу скатал газету в плотную трубку и выбросил ее за борт- фонарь над ним сразу же погас.

"Ваш собственный корреспондент в Южно-Китайском море," — с внезапной неприязнью подумал Мамонт, глядя на него.

"…Судьба раба. Много нас таких. И все бежим, бежим. Когда на одном месте уже невыносимо, перебегаешь на другое. Будто там будет легче. Только при этом почему-то сносит к краям, все ближе к окраинам державы. Куда охотнее пускают."

"Будто по грампластинке бегаешь," — пришло вдруг в голову. Граммофонная пластинка, черный антрацитовый диск, на нем — Мамонт, размахивает руками, пружинит тараканьи ножки, пытается удержаться. Вот побежал, упал, заскользил, заскользил…

"Да, охотнее пускают. Иногда бесплатно везут и при этом бывают очень настойчивы…"

— Что ты бормочешь? — проник откуда-то голос Белоу.

— Я говорю, какая-то центробежная сила. Теперь уже за край забросила, сюда аж. Так-то вот, сэр!