Я обернулся. Стрелка на часах мелко вибрировала. Еще несколько мгновений назад она была на самом начале зеленого поля, а теперь оказалась на его середине, где-то в районе трех часов. Невидимый механизм еще раз проскрежетал, ударил и стих. И тут же зазвонил телефон у двери. Я перевел дух и снял трубку.
– Слушаю.
В ответ в трубке что-то про скрежетало, словно сработал такой же механизм, как и в часах, и бесстрастный автоматический голос сказал: «Внимание! Конец первого периода!» Шипение, щелчки, скрежет. «Внимание! Начинается второй период!» Опять что-то щелкнуло, заскрипело и стихло.
Я повесил трубку и тут же снял ее снова. На этот раз прозвучали обыкновенные длинные гудки. Затем щелчок, и знакомый женский голос на другом конце провода сказал: «Алло».
– Добрый день! Вы просили звонить, если что.
– Вам что-то принести?
– Нет, спасибо. Э… просто, кое-что произошло. Часы!
– Часы?
– Да. Стрелка разом скакнула на три часа.
– Понятно. Ничего необычного. Время, отведенное на воспоминание, измеряется не равномерно, а определенными скачками. Видимо, закончился первый период.
– Да… Мне так и сказал… э… автоответчик.
– Значит, у вас все хорошо? Вам ничего не нужно?
– Все хорошо. Спасибо.
– Хороших вам воспоминаний. Звоните.
– Да. Спасибо. До свидания.
Трубка щелкнула и загудела короткими гудками.
Я стоял на берегу по колено в теплой морской воде и смотрел на почти невидимую в прозрачных волнах маленькую медузу. Думалось о том, что моя память сейчас как эта медуза. Вроде бы, абсолютная прозрачность и чистота, но стоит извне набежать мелкой ряби, как проступают еле заметные почти неуловимые формы, звуки, запахи. А если море вдруг выбросит прозрачный комочек воспоминаний на горячий песок под обжигающие лучи солнца, то все невидимое в воде, спустя несколько минут, предстает серой скользкой отвратительной массой.
Чайка громко прокричала у меня над головой, сделала круг и полетела вдоль линии морского прибоя в сторону смутно виднеющегося силуэта соседнего бунгало. Интересно, что там? Такой же как я бедолага, терзающий ветхие обрывки своей памяти. Или… Офис для персонала? Должна же где-то моя обворожительная медсестра, или кто она там, прятаться от солнца.
Я заглянул к себе в номер в поисках какого-либо головного убора. Может быть, шляпа какая-нибудь найдется или панама. Солнце поднялось уже достаточно высоко и палило нещадно. Шляпы я не нашел, пришлось обмотать голову полотенцем. Зато обнаружились прекрасные сандалии. Идти по раскаленному песку босиком было бы совершенно невозможно. Из холодильника за барной стойкой я достал бутылочку ледяной колы. Покосился на виски и почему-то остался равнодушен. И правильно. В такую жару виски не к месту. Идти далеко.
Стрелка на цветном циферблате по-прежнему застыла на трех и совершенно не продвинулась за последние пол часа.
Сначала идти было совсем не трудно. Даже приятно. Я напрасно опасался раскаленного песка, потому что выяснилось, что лучше всего шагать вдоль линии прибоя, где набегающие волны сделали песок плотным и прохладным. Я даже снял ставшие не нужными сандалии и нес их в руке. Одно неудобство, чалма из полотенца постоянно разматывалась и, в конце концов, я просто покрыл им голову как платком. Когда становилось совсем жарко, я мочил полотенце в воде, и на какое-то время делалось легче. Кола была уже совсем не ледяной, но, когда захотелось пить, она оказалась очень даже кстати. Я отпил половину бутылочки и завернул ее пробкой. Нужно же было еще возвращаться.
Чем больше я приближался к цели своей прогулки, тем больше меня охватывало чувство беспокойства. Что-то с этим бунгало было не так. Спустя еще минут пятнадцать ходьбы, я понял, что. Бунгало было заброшено. И очень давно. Часть крыши провалилась, стены тоже. Едва ли я здесь кого-то найду, но не зря же тащился по жаре в такую даль.
Когда-то бунгало было копией моего. Такой же бассейн полумесяцем, такая же дорожка, идущая от моря до самых дверей. Только теперь бассейн зиял пустой бетонной ямой, дорожку занесло песком, а дверей и вовсе не было. Как и части передней стены.
Я подошел ближе. Не удивительно, что все обвалилось. Бревна, из которых были построены стены, на столько истлели от времени, что при прикосновении крошились на мелкую сухую пыль. Внешне они выглядели как бурая губка. Чудо, что вся конструкция еще держала какую-то форму. Сколько времени нужно, чтобы дерево дошло до такого состояния? Сто лет? Тысячу? Нечто подобное можно увидеть в музее палеонтологии.
В темноте провала, образовавшегося на месте двери, было сложно что-то рассмотреть. Угадывалась покрытая толстым слоем пыли стойка бара. На краю стойки такая же пыльная бутылка. Разумеется, этикетка не сохранилась, но я сразу понял, что это «Джемисон». Я прищурился, солнце слепило глаза. Вдруг подумалось, что наверняка там в провале прохладно. И мне захотелось немедленно шагнуть в тень, в полумрак, чтобы спрятаться от палящего солнца. И я шагнул.