Остров

А дальше и совсем сюр. Мистер Лейк, преподаватель музыки, выступил вперед, мантия раздувалась, как парус, и пропел одну-единственную ноту. Это был сигнал запевать «Коронационную песнь», сочиненную выпускником школы в тысяча восемьсот шестьдесят каком-то году, он дослужился до генерала или чего-то в этом роде в Англо-бурскую войну. В Осни музыкой особо не интересовались, что огорчало нашу Ли, музыкальное чудо, но целую неделю мы разучивали тупую песенку (а мелодией к ней взяли «Оду к радости» Бетховена), так что стоило мистеру Лейку подать сигнал, и все гаркнули:

Когда отстал от всех, а финиш далеко,
Когда сравнять бы счет, но это нелегко,
Когда нужда скакать, но пал конь запаленный,
Когда нужда стрелять, но кончились патроны,

Когда свисток пропел и время истекает,
Когда ты на войне и друг твой погибает,
Не забывай: ты в Осни был учен
И из груди твоей беда не вырвет стон.

Беги, беги быстрей, герой из Осни,
И пусть враги напрасно строят козни:
Это Игра, это Игра, это Игра —
Победа, слава, богатство – ура!

Беги, беги, вся жизнь твоя – Забег,
Беги, беги, ждут счастье и успех.
Это Игра, это Игра, это Игра —
Победа, слава, богатство – ура!

Но хуже рифмовки – основная идея песни. Типа Игры – наше все, и все вообще – Игра, и можно прожить всю жизнь «героем из Осни». Будущее Лоама я увидел ясно, как в озарении: какой-нибудь универ с перекосом в спорт, возможно, спортивная карьера, а потом – Боже, спаси нас! – политика, и вся жизнь – как Забег в Осни. В этой песне и словечка не было о том, что надо любить людей, быть заботливым лидером, не обижать мелких. Нет – победа, и только победа. Гимн свихнувшегося Чарли Шина. А когда песню допели, пошла совсем чернуха. Мистер Ллевеллин, глава школы, он же главный физрук и спортофашист, вышел вперед с огромным серебряным кубком. Я знал, что это за вещица: приз для чемпиона чемпионов, сверкающая и переливающаяся корона Осни, все обращались с ней словно со священным Граалем. И вот старина Ллевеллин вынес ее в центр квадрата, бережно, будто ядерную боеголовку. Он поставил кубок наземь, на бледный каменный круг в середине газона. Затем он снял с кубка крышку и высоко поднял ее, ловя отблески солнца.

И звучно провозгласил:

– Кто здесь – герой из Осни?

Школа хором:

– Я – герой из Осни.

Сам не зная зачем, я приподнялся на цыпочки, высматривая Флору, ее розовые и лиловые пряди свешивались из-под цилиндра. Казалось бы, это потешно, однако она выглядела круто, в стиле стимпанк. Нравится ли ей зваться «героем из Осни»? Между прочим, совместное обучение здесь началось еще в 1918 году. И точно: губы Флоры были плотно сжаты. Она не присоединилась к хору. Первая слабая примета мятежа, какую мне удалось в ней углядеть. Я подался назад. Мистер Ллевеллин выкрикнул:

– Есть здесь Четверти?

Лоам шагнул вперед.

– Я – Четверть! – проорал он.

– Кто чемпион чемпионов?

И вся школа хором:

– Лоам – чемпион чемпионов!

Лоам промаршировал в середину двора, снял цилиндр и подбросил его – требовалось как можно выше, и у Лоама, само собой, он полетел высоко. Я так и не заметил, когда же цилиндр наконец упал. И тут старина Ллевеллин увенчал Лоама – кроме шуток! – крышкой дурацкого трофея. Другого слова нет. Это и правда была коронация, на хрен.

Лоам обернулся, весь такой гордый и торжествующий, на лице его было написано: «Победа!», хотя выглядел он тупарь тупарем с этой серебряной крышкой (да еще украшенной шишечкой) на голове.