Остров Аграфены

Поразмышляв ещё немного, Сергей сделал кольцевой надрез на конце древка и привязал к нему длинный шнур с наплавом – так, что острога приобрела вид китобойного гарпуна. «Прямо сюжет из романа "Моби Дик", – пошутил он опять над собой и столь серьёзными приготовлениями, – большая охота на большого кашалота». А на плёсе вновь раздалось несколько ударов, словно рыбина подтвердила, что принимает его вызов.

Когда завечерело настолько, что обитатели водной стихии, по мнению Сергея, должны были если не впасть в сон, то хотя бы прийти в относительное спокойствие, он надел спасательный жилет и, стараясь делать это как можно тише, завёл лодку вдоль берега чуть повыше плёса. Потом стал медленно сплавляться по течению, пристально вглядываясь в погустевшие, но всё равно хорошо просматриваемые прозрачные струи. Правая рука его сжимала острогу, чуть приспущенную в воду.

Время от времени внизу заостренными, вытянутыми вдоль течения полешками проплывали силуэты ленков и некрупных тайменей. Тёмные со спины, они тускло сверкали боками, уходя в сторону, когда оказывались очень уж близко к килю лодки. Те же, что находились на глубине, никак не реагировали. Сергей тоже их не трогал, чтобы не вспугнуть главной добычи.

Он понимал, что вероятность встречи с Большой Рыбой, если она не стоит неподвижно где-то в любимой яме, не слишком-то велика – надо, чтобы пересеклись движение лодки и её собственное. Поэтому Сергей раз за разом заводил дедовскую плоскодонку за плёс и опять сплавлялся, методично «прочесывая» достаточно широкий разлив.

Небо над лесом стало вновь медленно светлеть, когда он заметил, что наперерез лодке, над самым дном движется большая светлая тень. «Она!» – вспыхнуло в голове, и Сергей изо всей силы сжал древко, моля судьбу лишь о том, чтобы пути их сошлись.

Счастье улыбнулось Сергею, и на какой-то миг Большая Рыба оказалась прямо под лодкой. Он стремительно выбросил руку вниз, целясь в самую середину мерцающей в глубине светлой спины, но в последний миг, видимо почувствовав движение остроги, рыба резко вильнула в сторону, и трезубец лишь одним своим жалом зацепил бок добычи, скользя по нему и вспаривая затрепетавшую плоть. Рыбина резко метнулась вверх, почти вылетев на поверхность, и Сергей с ужасом вдруг увидел, что это была… женщина! Да, настоящая, живая обнажённая женщина! Она отчаянно заколотила руками и ногами по воде, вновь уходя на глубину, и от бедра её потянулся, расплываясь, тёмный след крови. От ужаса Сергей дико закричал, а потом упал за весла и, чуть не сгибая их и задыхаясь, погнал бешеными рывками лодку к дому. Выпрыгнув на берег, первым делом бросился к движку генератора, с ходу дёрнул стартер, и лишь когда мотор огласил своим треском округу, а в сумрачной избе вспыхнула ламп, перевёл дух и огляделся по сторонам. Никто его не преследовал, но он торопливо заскочил в дом, закрыл дверь на крючок и тяжело опустился на стул лицом к окну.

Внутри его всё смешалось. Пытаясь успокоиться, он закурил, но огонёк сигареты продолжал трепетать между пальцами маленьким красным мотыльком.

Что же это было?! Кого он ударил острогой?! Утопленницу? Но откуда она здесь взялась, почему плыла против течения, а потом и вовсе повела себя живее любой живой? Кого тогда?! Русалку! Но их же нет, они же – выдумка. Или не выдумка? Не могла же она ему почудиться – слишком уж реально всё произошло.

Подливая масла в огонь, память услужливо преподнесла две детские, такие сказочно-безобидные в прошлом, но сейчас вдруг зловеще прозвучавшие строчки: «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»

«Леший. Русалка. Ожившая утопленница. Утащит!» Как пожалел он в эти минуты, что рядом нет деда и бабки, что отпустил их не на три дня, как они поначалу хотели, а на целую неделю.

Сергей так и не смог лечь в постель до утра, осунувшись за остаток ночи, словно за несколько голодных и бессонных суток.