Остров Баранова

В первую минуту Павел обрадовался. Океан не был пустыней, надвигавшийся шторм не казался страшным. Но с каждым кабельтовым, уменьшавшим расстояние между кораблями, неясное беспокойство овладевало Павлом. Шхуна шла в полном безмолвии, без флага, без обычного оживления на палубе. Словно молчаливый призрак.

Павел приказал поднять свой флаг. Трехцветное полотнище взвилось над мачтой, затрепыхало по ветру. Шхуна не отвечала.

— Зарядить пушки! — скомандовал Павел и увидел, как суеверно перекрестился боцман.

Шхуна продолжала приближаться, уже отчетливо видна была на носу под бушпритом резная деревянная фигура... Водяной вал вскинул русское суденышко. В ту же секунду сверкнул над шхуной огонь, ядро разворотило борт «Ростислава».

Павел упал, но сразу же поднялся, ухватил румпель. Худшие опасения подтвердились.

— Отдай шкоты! — закричал он высоким мальчишеским голосом. — Все наверх!

С окровавленным лбом, — падая, он содрал кожу с виска, — дрожа от возбуждения, Павел налег на румпель, пытаясь круто повернуть судно. Ему это почти удалось. Второе ядро угодило в море. Бот лег бортом на воду и, скрипя обшивкой, тяжело поднялся. Однако шхуна без всяких усилий повторила маневр, новое ядро сорвало кливер с «Ростислава». Мокрая холстина грохнулась вниз, повисла на искалеченном борту. Потом ее унесло в море.

Цепляясь за изорванные снасти, за палубу, боцман пробрался на мостик. Упавшей реей ему переломило ногу, ушибло спину. Старик ухватился за трос, вытер кровавую слюну.

— Не уйти, — сказал он, с трудом шевеля губами. — Выкидывайся на каменья... Корсар это... Кончит...

Лещинский оттащил потерявшего сознание боцмана в каюту.

Павел видел, что «Ростиславу», действительно, не уйти. Но сдаваться он не собирался. Все надежды Баранова, оставшихся на Ситхе людей были обращены на этот маленький бот, на него, Павла. Гнев и ярость охватили его. «Напасть на русское судно, в русских водах!»

Он торопливо огляделся. Огромная водяная степа подняла бот, с высоты ее виден был почерневший океан и совсем близко закрытая парусами шхуна...

— К орудиям! — стараясь перекричать вой ветра, налегая изо всех сил на румпель, скомандовал Павел. И пока растерянные матросы добрались до пушек, он повернул бот и ринулся вместе с водяной лавиной вниз, на врага,

Мелькнули паруса, черный высокий борт корабля, длинный однорукий человек, ухватившийся за тали, повисшие на снастях люди.

— Огонь! — скомандовал Павел.

Из трех пушек блеснуло пламя, бот дрогнул, качнулся. Гул залпа на мгновенье заглушил треск столкнувшихся кораблей. Медленно раскололась и рухнула мачта шхуны. Валились обломки, свистели, извиваясь, концы снастей.

Показавшийся из люка Лещинский припал к трапу, закрыл руками голову. «Сумасшедший мальчишка утопил их всех». Дерзость нападения, внезапность, когда победа была явно на стороне шхуны, ошеломили Лещинского.

Когда, наконец, он поднялся, бот уже был далеко от своего врага. Со срезанным начисто бушпритом, единственным уцелевшим гафелем суденышко неслось на высокой волне. Позади, в наступавшем мраке, чуть приметно белели на двух теперь мачтах паруса корсара.

А Павел стоял на коленях, — ударом его сшибло с ног, и не выпускал румпеля. Холодные брызги смешались с кровью, сочившейся из раненого виска, парка была разорвана, черные волосы слиплись на лбу, обледенели. Он перестал быть мальчиком. Он был мужчиной, выполнявшим свой долг.

ГЛАВА 7

1

Шторм налетел ночью. Огромные валы с грохотом неслись в темноте, рушились водяные стремнины. Выл и свистел ветер. Вода заливала палубу, с неистовой силой швыряла суденышко из стороны в сторону. Метались обрывки снастей, клочья истерзанных парусов. Паруса не удалось зарифить, буря сорвала их вместе с реей.

Павел привязал себя к румпелю. Двоих матросов унес ураган, а может быть, придавило обломками. Павел ничего не знал. Не выпуская румпеля, впившись в него окостеневшими пальцами, по пояс в воде, держался он на небольшом помосте. Компасный фонарь еще мигал, впереди мерцала мокрая мачта, вскипала белесая пена. Дальше ничего не было видно.

Шхуна давно потерялась в гудевшей темени. Буря прервала побоище, и оба корабля боролись теперь со стихией. Бот был полуразрушен; гибель последнего паруса и почти половины команды довершила его судьбу. Уцелели Павел, Лещинский, умиравший боцман и три матроса в кубрике, равнодушно ждавшие конца.

Павел нечеловечески устал. Если бы не конец, державший его у рулевого управления, он был бы снесен в пучину. Иной раз, когда «Ростислав» долго не мог подняться, юноше хотелось развязать конец, перестать сопротивляться. И только мысль о людях заставляла его судорожно цепляться за румпель.