Остров Беринга

— А ну, Лорка, сядь смирно! — Татьяна Прончищева, уловив неловкость подруги, подхватила малыша и, усадив его себе на колени, принялась что-то ему на ушко нашептывать.

Она всегда звала его этим смешным и странным прозвищем.

«Лаврушка — это дерево заморское такое, да разве ж ты у нас дерево? А Лоренц вовсе не по-нашему. Вот я посередке и придумала. Будешь Лорка?!»

«Буду!» — хохоча, отвечал малыш…

— Вот и славно. Ты, Ульяна, токмо не бойся так. — Татьяна была моложе, но считала своим долгом оберегать менее решительную, застенчивую спутницу. — И Лорке полегчает.

— Далеко-то как едем… — еле слышно выдохнула Ульяна. — Страшно…

— Такой наш долг, — чопорно произнесла Анна по-русски, вздернув пухлый подбородок. — Жена да последует за мужем.

Ульяна опустила глаза. Анна-Кристина ей не нравилась. Не нравилась ее властная уверенность в себе, не нравилась сводящая с ума чопорность. Все они, эти иностранцы, во множестве приехавшие в Россию, были другими. Даже Свен, ее муж.

Свен… С ним все было не так, как бы ей хотелось. Эта холодноватая сдержанность, эта отстраненность. Иногда ей казалось — лучше б накричал, лучше б напился пьяным, чем так:

— Надлежит мне сопровождать командора Беринга в Камчацкую землю. Вы поедете со мной?»

Ульяна осмелилась лишь спросить:

— Далеко ли?

— Весьма, — коротко ответил Свен. И он уже был не с ней, он был где-то далеко-далеко, наклонив белокурую голову над разложенной по столу ландскартой.

— А как же… как Лавруша? — Она тогда еще даже не закончила кормить сына грудью — несмотря на маленький рост и хрупкое телосложение, молока у молодой матери было хоть отбавляй, и кормила она сына сама, не доверив никаким деревенским мамкам.

— Лоренц? — Муж недоуменно посмотрел на нее. — Вы хотите оставить Лоренца здесь?

У него была такая привычка — не отвечая, задавать ровным тоном невозможный вопрос.

— Господь с вами! — возмущенно вскинулась Ульяна.

— Так надобно сборы вам сейчас учинять. — И он снова погрузился в карту.

Вот и весь разговор.

Лаврентий тем временем занялся тем, что начал дергать Антона за ногу. Тот вышел из своего чинного состояния и принялся отчаянно брыкаться, а затем басовито заревел.

Анна-Кристина, скрестив руки, молча наблюдала за сыном, пока он не замолк, судорожно всхлипывая.

— Не можно детей баловать! — Она и не повернулась к Ульяне, но та знала, что укор адресован ей. Хоть Лавруша всегда был таким, с самого рождения — любопытный и верткий, как белка, мальчик, едва научившись ходить, умудрялся везде пролезть, все переворошить и разбросать. Одно слово — ерошка!

Отстав от Антона, он решительно двинулся к Анне-Кристине и, невзирая на самый надменный ее вид, бесстрашно дернул за длинную бахрому красного платка.

— Лоренц! — Анна-Кристина сказала это точно тем тоном, каким с ним говорил отец. Но мальчик не отстал. Улыбаясь во весь рот, он продолжал исследовать бахрому.

— Лавруша! — Ульяна торопливо отцепляла его пальчики от платка командорши.

«Пресвятая Богородица, только б не нажаловалась! А ведь выехали едва!»

— Мне не стоило ехать здесь, — по слегка дрожащим ноздрям Ульяна поняла, что Анна в бешенстве. — Вы не склонны с детьми обхождение иметь!

— Нет, это вы не склонны с детьми обхождение иметь! — гневно выпалила Таня Прончищева, умело отвлекая внимание Лаврентия и снова сажая мальчика на колени.

Прежде чем оторопевшая командорша сумела что-либо сказать, из толпы напротив неожиданно вынырнули мальчишки. Один постарше, другой помладше, лет десяти — двенадцати. Тулупчики нараспашку, шапки набекрень, — они наперегонки помчались за санями, оставив далеко позади проваливавшегося в рыхлый снег и пытавшегося их удержать мужчину.

Лицо Анны-Кристины окаменело.

— Матушка! — Старший догнал сани, запрыгнул на полозья, изрядно их накренив. — Мама!

— Йонас!

— Сбегли мы от дядьки! С тобою в Сибирь хотим! И с тятенькой!

— Йонас! — Второй мальчик догнал сани и повис на задке. — Томас!

— А коли в санки не возьмешь, пешком пойдем! Пошто дядька нас запер?! — выпалил, задыхаясь, второй.

— Велела — домой! — Анна-Кристина, приподнявшись в санях, хлестко ударила сына по руке, державшейся за бортик саней. Потеряв равновесие, мальчик кубарем покатился в снег.

— Мама! — Томас прятался за головы женщин. — Мамочка!

— Домой, Томас!

Под суровым взглядом матери мальчик отпустил руки сам. Спрыгнул с полозьев и остался стоять на дороге, — несчастный, потерянный. Брат, размахивая руками, догнал его, обнял.

Анна-Кристина сидела молча и прямо, словно на приеме у императрицы. Ее лицо слегка подергивалось под слоем пудры. Ульяна, замерев, в ужасе смотрела на нее. Из глаз Анны-Кристины на красный платок упала сначала одна, потом вторая крупная, тяжелая слеза, — пока они не полились градом по неподвижному лицу. Татьяна, — добрая душа, — потянулась было обнять командоршу.

— Не сметь! — придушенным голосом вскинула руку Анна-Кристина. — Не сметь иметь ко мне жалости! За мальчиками хорошо смотреть. Этих жалейте! — Она обняла обеими руками Антона и Аннушку. — Этих! — Рука в перчатке ткнула в Лоренца. — В Сибирь! Как воры, — на каторгу! За что?

Плечи ее затряслись.